Неужели — бритвенные лезвия? Однако…».
— Бог и Родина! — звонко известил прыщавый длинноволосый юнец, шагавший чуть впереди остальных.
Его спутники и спутницы тут же остановились и замерли в напряжённо-угрожающем ожидании.
— Родина и Бог! — непринуждённо ответил Банкин и, выдержав короткую театральную паузу, добавил — голосом диктатора Хуана Перрона: — Я искренне рад, что аргентинская молодёжь по-прежнему привержена истинным ценностям. Более того, я по-настоящему счастлив. Кха-кха…. Большое спасибо вам, друзья мои!
— П-пожалуйста, — потерянно пробормотал юнец.
— Ик-к-к, — жалобно икнула одна из девиц.
Юные перронисты, непонимающе оглядываясь, скрылись в ближайшем переулке.
— Отлично сработано, — одобрительно ухмыльнулся Сергей Анатольевич. — С характерными нотками тонкого аргентинского юмора. Ладно, пошли в бар. И, понятное дело, пропустим по стаканчику — за успешное прохождение рабочего теста…
В «Милонге» было чуть душновато и откровенно бестолково: старенькая разномастная мебель, расставленная кое-как, без какого-либо стройного порядка, не в меру пёстрые шторы, скрипучие деревянные полы и «пупырчатые» светло-бежевые стены, густо завешанные самыми разнообразными и разноформатными фотографиями, вырезанными из газет и журналов.
— Кого тут только нет, — пробежавшим взглядом по стенам, тихонько пробормотал Банкин. — Политики, спортсмены, балерины, путешественники, революционеры, знаменитые мафиози, генералы, артисты и артистки…. Даже и…м-м-м, и советские есть: Иосиф Сталин, Лев Троцкий и Любовь Орлова. Бывает, конечно же…
С посетителями в баре наблюдался определённый дефицит. Порядка шестидесяти-семидесяти процентов посадочных мест — от их общего количества — было не занято.
— Ещё рановато, — пояснил Куликов. — А, вот, через час-другой здесь будет не протолкнуться от всяких шумных и разговорчивых типов. Занимаем вон тот угловой столик, рассчитанный на пять персон. Занимаем-занимаем, не ловим ртами ворон…. Эй, дон Серхио! — приветственно махнул рукой пожилому смуглолицему официанту. — Подойди-ка сюда…. Добрый вечер. Записывай, старина, заказ. Значится так. Средняя бутылка ямайского рома. Ну, которая с тремя золотистыми медальками. Пятилитровый кувшин пива. Естественно, «Кильмес-Кристаль». Далее — закуски. Три тапаса. Малое сырное ассорти. Шесть кусочков фаины. Ну, и тортильи с хамоном…. А минут через сорок-пятьдесят подай три стандартные порции асадо — «а-ля гаучо». Бокалов же и рюмок по пять штук предоставь. Пока, собственно, всё. Ежели что — дозакажем…
Время шло. Шумный, пёстрый и весёлый народ, занимая свободные места, прибывал. Но нужной персоны не наблюдалось.
И только когда они, покончив с пивом и закусками, приступили к асадо, Сергей Анатольевич вскочил на ноги и, взмахнув рукой, позвал:
— Че! Тэтэ! Миаль! Гребите сюда, сукины дети! Два свободных стула, как раз, имеется…
К их столику подошли двое мужчин. Один — среднего роста, лет тридцати, плотного телосложения, носатый, с массивной, почти круглой головой, коротко-стриженный, облачённый в светло-кремовые вельветовые джинсы и чёрную футболку с длинными рукавами. Второй — чуть выше (порядка ста семидесяти трёх-четырёх сантиметров), двадцати с небольшим лет, тёмноглазый, стройный, с небрежно-растрёпанными тёмно-тёмно-каштановыми волосами, небритый, в чёрных мятых брюках и белой (не очень-то и чистой), нейлоновой рубахе.
— Альберто Гранадо, — указав рукой на носатого мужичка, представил Куликов. |