Самое очевидное – положение Чернажа еще хуже, чем мог на то надеяться Бахнак. Появление в Харграме Томанака и учреждение там нового дома его Ордена одним из сыновей Бахнака сильно подорвали крепость союза Чернажа. Еще одним серьезным ударом – несмотря на личное свидетельство Томанака о неведении Чернажа – стало подтверждение того, что Шарне удалось пустить корни в Навахке. А решение Базела рассказать всем правду о раже, несмотря на серьезное сопротивление его отца, сделало всех градани, Конокрадов и Кровавых Мечей в равной степени, неоплатными должниками Томанака… и уважение к Его Ордену еще больше возросло. Хотя Бахнак возражал против того, чтобы говорить о раже недружественным кланам до войны, в итоге все обернулось к его славе: ведь Орден впервые появился именно в его землях. Все это сильно ослабило позиции Чернажа.

Но и это было еще не все. Многие считали уже давно, что Харграм превосходит Навахк по всем статьям. Слухи, что кто-то из земель, не принадлежащих градани, снабжает Бахнака оружием и доспехами, еще больше подчеркнули разницу в положении противников. Арваль Сондурский первым сменил сюзерена, но и другие союзники Чернажа выражали недовольство. Один или двое даже заключили тайные соглашения с Марглитой. В такой ситуации Бахнак мог поддаться искушению не действовать, а просто ждать, сколько еще союзников Навахка перебежит к нему до начала войны. Известие о казни такого верного и многолетнего соратника Чернажа, как Халашу, лишь усиливало искушение. Конечно, если сообщение не было ложным.

Бахнак был почти уверен в его правдивости. Халашу не отличался особым умом, но, в отличие от Чернажа, он видел Томанака собственными глазами, даже разговаривал с Ним. Очень вероятно, он решил, что сражаться с Харграмом – настоящее самоубийство для Навахка. Даже если формально боги не на стороне Бахнака, они явно более благосклонно относятся к нему, чем к Чернажу. Наверное, Халату совершил ошибку, слишком упорно пытаясь убедить в этом своего князя, или оступился где-то еще, но тот факт, что Чернажу пришлось пожертвовать своим старейшим офицером, чтобы другим было неповадно, сам по себе был достаточно красноречив.

Как бы ни был велик соблазн предоставить Чернажа его печальной судьбе, Бахнак не поддавался ему. Сейчас Кровавые Мечи разобщены, во главе их стоит слабый правитель. Но если Бахнак станет медлить, кто-нибудь просто вонзит кинжал в спину Чернажа, а это весьма нежелательно. Конечно, это решит ряд существующих проблем, но породит вместо них другие, еще более серьезные. Кто бы ни сместил Чернажа, его позиции будут сильнее позиций нынешнего князя Навахка, полностью себя скомпрометировавшего.

Значит, Бахнак не может дожидаться, пока кто-то сместит Чернажа. Он должен выступить сейчас, если хочет покончить с вечной изнурительной войной между Кровавыми Мечами и Конокрадами раз и навсегда. И, признавался он себе, если хочет добиться настоящей короны для себя и своих сыновей.

– Дороги, Гурлан? – спросил он, не отрывая глаз от карты. Бахнак не повышал голоса, но его вопрос прозвучал в напряженной тишине, как удар грома. Гурлан Каратсон, единственный из его братьев, оставшийся в живых, прокашлялся.

– По последним сообщениям – свободны, – ответил он. Гурлан пятнадцать лет назад лишился левой ноги. Он больше не мог лично участвовать в сражениях и теперь возглавлял штаб своего брата. Сейчас он просматривал свои бумаги.