Общая столовая, находившаяся в центре здания и открытая с обеих сторон, к северу смотрела на прииск, а к югу — на девственный лес. Две большие занавеси цвета маиса из волокон формиума ниспадали изящными складками из-под кровли. Одну из стенок почти полностью закрывал поставец из змеиного дерева, заменявший буфет, с накладками черного цвета. На поставце высилась посуда из фарфора и небьющегося стекла.

Огромный массивный стол величественно опирался на четыре могучие ножки. Напротив поставца разместили стойку для оружия, на которой выстроились в ряд строгие профили бронзовых стволов. Под этими безупречными изделиями современной оружейной техники, привезенными Шарлем из Франции, расстелили шкуру ягуара, которую избрал своим жилищем огромный сторожевой пес Боб, доставленный из Кайенны месье Дю Валлоном. Этот Геркулес собачьей породы, сильный, как тапир, и храбрый, как лев, отличался мягкой, прямо-таки овечьей натурой. Он по-братски уступил уголок шкуры всеобщему любимцу Матао, который немедленно и с большой охотой принял этот любезный дар.

Налево располагалась гостиная. Ее уставили диванами и креслами-качалками, сплетенными из бамбука китайцами с той неподражаемой грациозностью и причудливостью орнамента, которые свойственны только изделиям этих великолепных тружеников. Комнаты для дам, примыкавшие к гостиной, выходили в широкий коридор и на веранду.

С другой стороны столовой и параллельно гостиной располагался рабочий кабинет. Столы кедрового дерева, заваленные бумагами, картами, планами, рисунками, моделями орудий труда и инструментов, были прикреплены к полу. На стенах из оливкового дерева закрепили множество полок с симметрично расставленными образцами редких древесных пород, минералов, окаменелостей, скальных обломков, а также компасы, часы, педометры, физические и математические приборы и т. п.

Мужские апартаменты примыкали к рабочему кабинету. Наконец, чтобы завершить описание так хорошо продуманной планировки помещений, надо упомянуть отдельно стоявший маленький флигель, где разместилась полноценная химическая лаборатория. До нее от дома было метров двадцать. Не забыли, конечно, и о кухне с печью, расположив их поблизости от столовой. Кухню доверили просвещенным заботам мэтра Августина, натурального марсельца, бывшего кока на крупном военном корабле, который вскоре приучил обитателей Гвианы к рыбной похлебке с чесноком и к провансальскому фаршу с грибами и луком.

Еще один штрих, показывавший, насколько разумно и предусмотрительно спланировали просторное здание. Из каждого уголка жилища хорошо просматривалось все открытое пространство с хижинами рабочих, помещениями для служащих и для домашней прислуги, с кухнями и продуктовыми магазинами. Значение этого обстоятельства, сколь бы мелким оно ни казалось, трудно переоценить.

Счастливые, словно дети, робинзоны шумными возгласами выражали свой восторг и осыпали благодарностями и похвалами главного творца этих чудес.

— Ну, это слишком шикарно, мой дорогой директор, — повторял Робен. — Мы сами на себя не похожи среди всей этой роскоши… Это уже не Гвиана, мы будем нынче спать в условиях изнеженной тропической Капуи, которую воздвигло здесь ваше волшебное искусство… С другой стороны, это изобилие посреди всеобщей нищеты вызывает у меня чувство неловкости… О! Пусть не смущают вас эти замечания, мой друг! Я слишком признателен вам за то, что вы постарались облегчить пребывание наших дам в этом аду, чтобы добавлять хоть каплю горечи к вашей вполне законной гордости…

— Дорогой месье, — живо ответствовал креол с тем глубоким почтением, которое внушал изгнанник всем, кто его близко знал, — я ждал ваших слов, и они переполняют меня радостью.