|
– Он просит прощения, становится на колени, остальные смеются. Наконец очень плохо едим блюда, которые я не люблю, в комнате, гораздо более маленькой, чем у Маньи“. Флобер говорит, что только что прочел сценарий пьесы Луи Буйе „Слабый пол“ директору театра „Водевиль“ Карвало, что тому понравилось и он советует ему переписать это произведение, изложив суть. „Он вопит от радости, он счастлив, для него больше ничего не существует, – пишет Жорж Санд. – Он говорит без умолку, не дав сказать ни слова Тургеневу, Гонкуру – тем более. Я едва спаслась в десять часов. Завтра увижу его снова, но скажу, что в понедельник уезжаю. Довольно с меня моего дружка. Я люблю его, но у меня от него голова раскалывается. Он не любит шума, а тот, который создает сам, отнюдь не смущает его“».
В тот же вечер Эдмон де Гонкур, вернувшись из ресторана, пишет в своем «Дневнике»: «Чем больше Флобер стареет, тем более становится провинциальным. В самом деле, если вытащить из моего друга быка, рабочую, вкалывающую лошадку, производителя книг по слову в час, то оказываешься один на один с человеком столь обыкновенным и столь мало оригинальным!.. Черт побери! Его мещанский ум схож с умом любого другого – то, что его, не сомневаюсь, бесит в глубине души. Он скрывает эту схожесть за неожиданными парадоксами, избитыми аксиомами, революционным мычанием, грубыми опровержениями. Кажется, он плохо усвоил даже общепринятые представления… У бедняги кровь сильно приливает к голове, когда он разговаривает. То ли, думаю, от бахвальства, то ли из-за пустословия, то ли из-за гиперемии, но мой друг Флобер почти искренне верит в ложь, которую проповедует». Не подозревая о том раздражении, которое его многословие, софизмы и несдержанность вызвали в друзьях, Флобер 17 мая возвращается в Круассе с большим планом в голове. Недавний разговор с Корвало вдохновил его; он хочет бросить все дела, чтобы переписать «Слабый пол» Луи Буйе для того, чтобы пьеса друга увидела наконец огни рампы. Но его первое желание по приезде – сходить в комнату матери. Рядом с мебелью, которая стоит на прежних местах, он чувствует себя заброшенным человеком. Разложив чемоданы, он пишет Каролине: «Ничего не могу тебе сказать, моя дорогая Каро. Разве только то, что дом кажется мне очень большим и пустым! И то, что мне очень хочется увидеть свою девочку. Нянечка посылает ей воздушный поцелуй».
Глава XIX Театральная иллюзия
На этот раз Флобер одержим театральными подмостками. Не может быть и речи о том, чтобы продолжить «Бувара и Пекюше», которому «дана отсрочка». Все его внимание сосредоточено на «Слабом поле», первая сцена которого завершена 21 мая 1873 года. «Что касается стиля, то мне хотелось бы достичь естественности разговора, а это очень непросто, когда хочешь придать языку решительность и ритмичность, – пишет он в тот же день Каролине. – Давно уже (скоро как год) я не писал, и мне приятно придумывать предложения». И еще: «Твой старый Ротозей, твоя старая Нянечка завязла в драматургии. Вчера я работал восемнадцать часов (с половины седьмого утра до полуночи!). Вот такие дела. Я даже не вздремнул днем. В четверг я работал четырнадцать часов. У Сира голова идет кругом. Хотя считаю, что театральная пьеса (при условии, что план ее хорошо разработан) должна писаться на одном дыхании. Этим достигается движение; исправления делаются потом». Лемерр выплатил ему тысячу франков за эльзевировское издание «Госпожи Бовари». Флобер спешит купить на эти деньги прозрачные занавески на окна, салфетки, простыни, клеенку, шкафчик для провизии, поскольку дом в Круассе, по его словам, «в таком упадке, что до боли сжимается сердце». С конца мая месяца он так «в поте лица трудится» над «Слабым полом», что собирается закончить за три недели. |
