|
Ежели вотъ приведетъ Богъ, потрафлю къ прощенному дню въ деревню, такъ еще самъ ему помогу, потому сдается мнѣ, что ему съ ней не справиться: молодъ онъ у насъ, а она баба здоровенная. А первый-то разъ надо-бы поздоровѣй побить. Ну, да и то сказать, коли не я, такъ домашніе подсобятъ, — добавилъ онъ.
Все это было сказано извощикомъ безъ малѣйшей злобы, безъ малѣйшей досады, ровнымъ и спокойнымъ голосомъ. Когда онъ оборачивался ко мнѣ, я видѣлъ его кроткое, благообразное и доброе лицо. — Неужели-же у васъ въ этотъ день всѣ бьютъ своихъ женъ? — допрашивалъ я. — Всѣ; вся деревня. Развѣ слабые старики… да и тѣ своихъ старухъ поколотятъ малость: либо лаптемъ, либо сапогомъ, глядя, у кого какой достатокъ. — И не жалко? — Чего-же жалѣть? Ежели-бы жены-то единоутробныя были, такъ такъ, а вѣдь то онѣ чужія; иныя изъ чужихъ деревень взяты. — Да вѣдь это грѣхъ? — Нѣтъ. Зачѣмъ грѣхъ? Спасенье. Ты баринъ холостой? — Холостой. — Ну, все-таки при вѣнчаньи въ церкви бывалъ? — Бывалъ. — А если бывалъ, такъ должонъ знать, что тамъ читается. А жена да боится своего мужа, читается. Коли ежели не бить, такъ нешто она будетъ своего мужа бояться? Ужь это самимъ Богомъ постановлено… Мнѣ захотѣлось узнать, какой онъ губерніи. Я спросилъ. — Мы новгородскіе. Кривое Колѣно на Волховѣ знаешь? Такъ вотъ сейчасъ за Кривымъ Колѣномъ, — отвѣтилъ онъ. Дальше я не сталъ разспрашивать. |
