Надя работала в Горьковской библиотеке, обожала котиков и стихи Бунина. В каком-то смысле она была творческим человеком. «В каком-то», потому что ее творчества хватало только на творческий беспорядок и ни на что больше. Но даже эта подробность казалась Никите милой, ведь ему нравилось делать уборку. Они жили в двухкомнатной квартире, которая досталась ему от бабушки. Забавно, но решение отказаться от свадьбы было обоюдным и необыкновенно их сблизило.

В сентябре 2011 года Надя забеременела. Это случилось не в порыве страсти или потому, что презерватив прохудился, а вполне сознательно. Почему бы не завести ребенка, когда двадцать пять, любовь и двухкомнатная квартира? Девять месяцев беременности молодая пара провела в фантазиях. Сначала они выбирали в Интернете кроватку и погремушки. Читали вслух книгу Януша Корчака «Как любить ребенка». Януш казался им убедительным не столько в силу текста, сколько в силу биографии. Потом родительский инстинкт унес их вдаль. Мальчику (а УЗИ показало, что будет мальчик) было придумано имя: Владислав. За именем последовали детсад, школа и спортивная секция (плаванье). В какой-то момент Никита и Надя перешли невидимую грань. Их ребенок стал их экзистенциальным «центром тяжести». Они постоянно говорили о нем, как бы сидя в облаке нежности, из которого тянулись канаты, накрепко швартующие их к сыну. Перед родами Никита специально взял отпуск, чтобы не отходить от жены. Надо ли говорить, что он присутствовал на родах и даже перерезал пуповину. Ни с чем не сравнимый опыт пронзил его насквозь. В этом пронзенном состоянии парень пробыл три дня.

Через три дня ему позвонила Надя и сказала, что ребенка увезли в больницу на Баумана, потому что он странно срыгивает и надо кое-что проверить. Никита сразу поехал туда. Надю должны были выписать на следующий день. Она волновалась за сына, но не паниковала, потому что не может же с ним ничего произойти? На Баумана к Никите вышел глава детской экстренной хирургии Олег Иваныч. Он был мрачен и держал в руке медицинскую шапочку.

— Вы отец Владислава?

— Да. Что с ним?

— Анастомоз. Перевитие кишечника семьсот двадцать градусов.

— Что это значит?

— Кишечника практически нет.

— Почему его нет?

— Это врожденное. На УЗИ проморгали.

— И что теперь?

— Будем шить. Но шансов почти нет. Вам лучше думать о втором ребенке.

— О каком втором ребенке? Что вы несете?

— Хотите его увидеть?

— Хочу.

Олег Иваныч повел Никиту по коридорам и привел в маленькую комнату, где в саркофагах из оргстекла лежало трое младенцев. Одним из младенцев был Владислав. От его тельца тянулись провода. Вокруг стояли непонятные приборы и мигали огоньками.

— Он как здоровый.

— Мужайтесь.

— Он дышит. Я вижу, как он дышит.

— Я вам говорю: мужайтесь. Шансов — один из ста. Но и в этом случае он навсегда останется тяжелым инвалидом.

— А если в Израиль? Если я найду деньги и увезу его в Израиль?

— Даже в Израиле не научились отращивать новый кишечник. С первыми детьми такое бывает. Это надо пережить. Стиснуть зубы и пережить. Мужайтесь.

— Вы достали со своим мужайтесь! Что я жене скажу? Что я...

Никита задохнулся и заплакал. То есть не так заплакал, как обычно плачут люди — с гримасой, а как бы просто позволил слезам течь.

Олег Иваныч тронул его за плечо:

— Вы курите?

— Что?

— Вы курите?

— Нет.

— А я очень хочу покурить. Пойдемте со мной на воздух.

Олег Иваныч взял Никиту за локоть и вывел из комнаты. На улице хирург закурил. Никита стоял рядом и напоминал амебу. Вдруг он очнулся и, ни слова не говоря, пошел на остановку.