Пестун и княжич вполне были согласны с хозяином. В том, что может натворить огонь, хорошо убедились, насмотрелись, натрусились.

Дня через два Александр Маркович призвал к себе Луку.

— Вот что, приятель, коль ты вырезывать из дерева мастер, вырежь-ка для княжича церу.

— Каку церу? — не понял Лука.

— А вот смотри...— Александр Маркович прутиком нарисовал на земле,— Это доска, ты выдавливаешь у нее середину, оставляя тонкие кромки. Дно не обязательно выравнивать.

— Навроде корытца? — не понял Лука.

— Навроде. Но таких «корытцев», совершенно одинаковых, ты выдалбливаешь два. Понял?

— Понял.

— Затем, просверлив в закраинах по две дырки, ты их соединяешь вместе ремешками, чтоб они вот так складывались.

— Как книга чтоб?

— Да, как книга. А потом вот это долбленое зальешь воском, и цера готова. На воске княжич станет учиться писать.

— Тогда и писало ж надо,— догадался Лука.

— И писало. Знаешь, как его делать?

— А чего не знать, заостри палочку. И все.

— Не все, Лука. Настоящее писало, особенно для церы, заостряется с одной стороны, а с другой делается лопаточка. Вот так. Острой стороной княжич пишет, а лопаточкой будет стирать написанное, чтобы сызнова писать по ровному.

— Ну, это я мигом сделаю. Вот с воском...

— Что с воском? На посаде нет бортника?¹ — Есть.

— Вот сходишь к бортнику, он и зальет церу воском, скажешь, для кого она.

Лука и впрямь скоро управился, причем церу сделал не просто квадратную, как книгу, а с одной стороны полукруглую да еще с внешней стороны и крест вырезал.

— Зачем? — спросил Александр Маркович.

— Ну как? Чтоб красивше, а крест как на Псалтири, что я в церкви зрел. А вот и писало. Да, бортник, узнав, для чего эта цера, заказал и своим балбесам.

— Вот видишь, глядя на него, и другие начнут заказывать.

— Так я уж и своим оболтусам решил сделать. А то рисуют, паразиты, на бересте, материал переводят. И ведь берут не какую-нибудь корявую-дырявую, а обязательно ровную.

— Но на дырявой ведь не нарисуешь,— усмехнулся Александр Маркович.

— Но из дырявой и туеса не сладишь. А ведь они ж, паразиты, с мово труда кормятся.

Когда Лука ушел, пестун сказал княжичу:

— Ну, Миша, начнем писать учиться. Буквы-то не забыл?

— Нет.

— Раз стола тут нет, клади церу на колени и начинай. Вот дай-ка я тебе покажу.

Пестун взял писало, склонился над княжичем и из-за его спины начертил на воске букву.

— Это какая? Узнаешь?

— Аз.

— Верно. Бери писало и попробуй сам. Да шибко не жми, лишь бы видно было. Хорошо. Молодец.

— Тьфу,— сплюнул княжич,— криво получилась ножка.

— Не беда. Переверни писало другим концом, лопаточкой заровняй и напиши прямо. Вот так... Молодец.

— А когда слова начнем составлять?

— Как всю азбуку вспомним, так и за слова возьмемся.

Нет, не давал кормилец княжичу праздным быть. Если не писали, то из лука стреляли или на конях выезжали в поле, где учил пестун воспитанника управлять конем, копье бросать, прятаться в кустах или траве.

— А зачем прятаться-то, Александр Маркович?

— Ну как же, Миша? Чтоб враг тебя дольше обнаружить не смог. Вон твой дядя, Александр Ярославич, на Неве на шведов соколом пал и, хотя они превосходили его в числе, победил их. Перебил их несколько тыщ, а сам всего лишь двадцать воинов потерял. Считай, без потерь рать выиграл.