Зих снял винтовку, приставил ее к ржавой ограде на соседней могиле, опустился на корточки и достал флягу со спиртом. Выпивка обожгла ему горло, он закашлялся, вытер рот рукой. Потом долго смотрел перед собой в пустоту, пытаясь найти нужные слова.

— Холодно уже, — сказал он, обращаясь не к тем, кто лежал под этими холмиками, а к самому себе. — Может, оно и к лучшему.

Он выкурил сигарету, а потом достал из портсигара Ленькин рисунок, развернул его. Три взявшихся за руки человечка рядом с домиком под овальным улыбающимся солнцем. Хороший рисунок, в котором было столько тепла и счастья. Зих долго смотрел на него, а потом сделал то, зачем пришел сюда. Сложил листок, положил в портсигар, вытащил нож, раскопал ямку на могиле Лизы, опустил в нее портсигар с рисунком и засыпал землей. Посидел еще немного в оцепенении, будто осмысливал то, что сделал, а потом встал, взял винтовку и дважды выстрелил в воздух.

Уходил он с кладбища с легким сердцем, будто свое горе тут оставлял. Или чувствовал что-то, чего никогда не чувствовал прежде. Особенную, непонятную прежде близость тех, кто смотрел ему вслед любящими глазами и верил в то, что он все делает правильно, так как надо. Ради этого он сегодня пришел сюда, ради этой близости и этого безмолвного одобрения.

Одобрения, не услышанного никем, кроме него.

* * *

— Я все сделал, как ты сказал, — заявил ему Усач, едва он вошел.

— И что?

— Ничего. Я должен был получить какой-то ответ?

— Нет, не должен. Налей мне по маленькой.

— Собрался куда? — спросил Усач. — Вид у тебя какой-то… смурной.

— Хочу немного прогуляться по окрестностям. — Зих вытащил деньги. — Сколько я тебе должен?

— Двадцать два.

— Держи, — Зих положил на стойку деньги, взял кружку со спиртом и залпом выпил.

— Тут сто сорок банкнот, — сказал Усач, пересчитав деньги.

— На оставшиеся сигарет хороших дай. "Мальборо", три пачки.

— Шикуешь, Зих, — Усач полез в шкаф, долго рылся в нем, извлек красно-белый блок сигарет. — Тебе кто-то еще кроме меня платит?

— Правительство за использование моего имени в радиопрограммах.

— Хорошая шутка. Сдачу возьми.

— Не надо. Запиши на мой счет, сейчас к тебе придет Надежда за продуктами, с ней и рассчитаешься.

— Зих, — Усач смерил охотника подозрительным взглядом, — ты чего-то не договариваешь.

— Да будет тебе. Я так долго сидел дома, что просто хочу немного побродить по окрестностям.

— А сообщение это, что я передал? Галиматья какая-то, синий код, цифры.

— Предупреждение твоим друзьям военным, что я на них больше работать не буду.

— Вот как? — Усач был удивлен. — С чего бы?

— Надоели они мне. Я свободный человек, и мне не нравятся их тайны. Ладно, будь здоров, Арсентьич.

— Зих! — Усач будто охотнику в душу заглянул. — Ты мне больше ничего сказать не хочешь?

— Девчонке помоги, пока меня не будет. Хотя бы не дери за нее втридорога за продукты.

— Ух, ты и сволочь! — задохнулся Усач. — Это когда я…

— Прости, Арсентьич, это я неудачно пошутил, — Зих протянул приставу руку. — Хороший ты мужик, хоть и жадный, но в последнее время вроде исправляться начал. Да, вот еще — у тебя листок чистой бумаги есть?

— Конечно, — Усач с готовностью вырвал листок из толстой тетради, в которую записывал долги клиентов.