— Нет, — подытожила Сашка и, отгородившись от Полины книгой как щитом, в один глоток выпила остаток остывшего чая, показавшегося ей вдруг абсолютно безвкусным и отдающим вениками.

До следующей станции они ехали молча. Надувшаяся Полина вовсю демонстрировала, как глубоко она оскорблена в лучших чувствах, и изредка принималась всхлипывать в расчете на то, что Сашка сменит гнев на милость. Сашка же, делая вид, что по уши увлечена книгой, грустно размышляла над тем, как удивительны бывают порой жизненные параллели. Между ее старшей сестрой и Полиной на первый взгляд нет ничего общего. Первая — умница, отличница, послушная дочь и примерная подчиненная. Вторая — легкомысленная и пустоголовая красотка, сердце которой начинает учащенно биться при виде шмоток с лейблами модных торговых марок. Но и та, и другая одинаково потребительски относятся к мужчинам, и даже не осознают, насколько уродливо и гадко это выглядит со стороны. Обе считают, что раз мужчина обратил на них внимание, он уже им обязан, а значит — даешь дачи, машины, красивые шмотки и курорты. Переспав с ним хотя бы единый раз, они свято уверены, что отдали «самое дорогое, что у них только было». И требуют немедленной оплаты услуг. Куда ни взгляни, кругом одна проституция, если не де-факто, то в мозгах — точно. Но в отличие от Ксении Полина хотя бы актерскими данными обладает, да и за внешностью своей следит о-го-го. Впрочем, вряд ли ей это сильно поможет: если так подумать, то кому нужна тухлятина в красивом фантике?

Поезд заскрежетал, затем дернулся и остановился. Сашка выглянула в окно. Станция, и большая. Значит, не меньше трех-четырех минут стоять. Сходить, что ли, купить себе у перронных торговцев какой-нибудь нехитрой снеди в дорогу? Да что-то аппетит пропал, ни капельки есть не хочется. Ладно, это не последняя остановка на пути, если проголодается — всегда успеет разжиться едой или на худой конец в вагон-ресторан сходит.

Пока Сашка размышляла, выйти ей на перрон и размяться или нет, Полина проскользнула к выходу. Мелькнула у ларьков ее яркая белая куртка и юбчонка из разряда «широкий пояс», вызвав у Сашки минутное раздражение. Вот ведь принесла ее нелегкая! А в итоге настроение, и так в меру минорное, окончательно испорчено. Хоть и знаешь, что трижды права, когда отделываешься от этакой нахалки, а все равно на душе неприятно, словно ботинком в дерьмо вляпался. И как только такие люди, как Полина, находят людей, которым можно сесть на шею? Ведь манипулятор, надо признать, она превосходный, без мыла в любую щель пролезет, даже Сашка поначалу под ее натиском слабину дала! А все остатки воспитания, черт его дери! Нельзя хамить людям, нельзя отказываться, когда тебя просят о помощи, — и так далее в том же духе. А Полина и иже с ней как раз на порядочности окружающих и паразитируют. И более того, Сашку здорово спасло то, что хоть внутри ее все кипело и бурлило от эмоций, отказывала она Полине спокойно и буднично, словно между делом. Ведь эмоции, причем любые эмоции, для манипуляторов все равно что рычаг, который легко обратить против его же владельца, а нет эмоций — нет и рычага.

Ну ничего, осталось не так уж и много: по приезде в Москву отбиться от компании бывшей одноклассницы, а то, что она попробует увязаться за ней следом, — это к бабке не ходи, — и можно будет перекреститься. Такой компаньонки, как Полина, Сашке не то что задаром, а и за очень большие деньги не надо. Подобные люди обладают непревзойденным даром впутывать тебя в свои сомнительные приключения, а Сашку ее размеренная жизнь более чем устраивала…

— Проходите сюда, здесь еще два места свободны, — послышался из тамбура голос проводника, и в купе появился мужчина лет двадцати семи — двадцати девяти, одетый в чистый выглаженный камуфляж с мягкими полевыми погонами, лычками в виде скрещенных щита и меча и эмблемой на рукаве, которую Сашка так и не успела разглядеть.