Клара Георгиевна задерживалась. Костя смотрел на старика в золотой раме и невольно вспомнил свою бабушку. Она всегда улыбалась, глядя на Костю. Он звал ее «веселая бабушка Вера». Однажды летом они куда-то шли. Костя устал, просился на руки. Бабушка не соглашалась, четырехлетний Костя весил 20 килограммов. Это много – тащить такую тяжесть по жаре. Он ныл, цеплялся. Бабушка его оттолкнула, он не устоял и шлепнулся в лужу. Это было первое столкновение с несправедливостью: любящий человек – и в лужу. Бабушке стало стыдно, и она из солидарности села рядом с ним в глубокую лужу. И неожиданно заплакала. Они сидели в луже обнявшись и плакали. Старый и малый. Сладость раскаяния, сладость прощения… Он запомнил эту лужу на всю жизнь.

А жена… Разве она не толкнула его в лужу, когда выгнала из дома? Да, у нее были причины. Но Костю оправдывало чувство. Жена должна была понять. Она должна была подняться над собой как над женщиной. Подняться над обидой.

Клара Георгиевна вернулась с печатью и договором. Костя поставил подпись в двух местах. Клара Георгиевна стукнула печатью, будто забила гвоздь.

Костя приехал за второй парой ключей, но явился без звонка и боялся не застать.

– Мне Катя звонила, – сказала старуха. – Я очень рада, что вы там поживете. Дом любит, когда в нем живут, смеются. Хотите чаю?

– С бутербродом, – подсказал Костя.

Он уселся за стол, и ему казалось, что он всегда здесь сидел.

Старуха налила чашку куриного бульона, поджарила хлеб в тостере.

Костя сделал глоток и замер от блаженства. Вспомнил, что весь день ничего не ел.

Раньше, как бы он ни уставал, – знал, что в конце дня теща нальет ему полную тарелку борща. А потом в отдельную тарелку положит большой кусок отварного мяса, розового от свеклы. А сейчас Костя – в вольном полете, как ястреб. Что склюет, то и хорошо. Да и какой из него ястреб?

Старуха села напротив и смотрела с пониманием.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Я ушел из семьи, – ответил Костя.

– И каков ваш статус?

– Рыцарь при знатной даме, – ответил Костя.

– Какой же вы дурак… – легко сказала старуха.

– У меня страсть, – как бы оправдался Костя.

– Страсть проходит, – сказала старуха. – А дети остаются. У вас, кажется, есть дети?

– Кажется, сын.

– У меня это было, – сказала старуха.

– А потом?

– Потом прошло.

– А сейчас?

– Что «сейчас»? – не поняла старуха.

– Вы жалеете о том, что это было? Или вы жалеете о том, что прошло?

– Это сломало мою жизнь. И очень осложнило жизнь моего сына. Я слишком дорого заплатила за любовь. Она того не стоила.

– Любовь у всех разная, – заметил Костя.

– Любовь – ОДНА. Люди разные.

Старуха поставила на стол винегрет. Костя стал есть вареные овощи, не чувствуя вкуса.

– Зачем я буду загадывать на пятьдесят лет вперед? – спросил он. – Я люблю, и все. А дальше: как будет, так и будет.

– Старость надо готовить смолоду, – сказала старуха. – Она является быстрее, чем вы думаете.

Зазвонил телефон. Это звонила Катя. Скучала. Отслеживала каждый шаг.

Возможно, она лишала его будущего, но наполняла настоящее. До краев. А кто сказал, что будущее главнее настоящего?

Катя первым делом привезла туда двух уборщиц, молодых хохлушек, и они буквально перевернули весь дом, отскоблили затвердевшую пыль, протерли даже стены и потолок.