– А они дружат?
Миссис Хаббард задумалась.
– Пожалуй, да. Хотя у них мало общего. Впрочем, Патрисия со всеми ладит, однако не пользуется особой популярностью. А у Валери Хобхауз есть и враги, нельзя ведь безнаказанно смеяться над людьми, но есть и поклонники.
– Понятно, – сказал Пуаро.
Значит, Патрисия Лейн – девушка милая, но заурядная, а Валери Хобхауз – яркая личность…
Он подвел итог размышлениям:
– Особенно интересен, на мой взгляд, диапазон пропаж. Есть мелочи, скажем: губная помада, бижутерия, компактная пудра… Сюда же можно отнести и морскую соль, коробку конфет. На них вполне может польститься кокетливая, но бедная девушка. Но зачем ей стетоскоп? Его скорее украл бы мужчина, украл, чтобы продать или заложить в ломбард. Чей это стетоскоп?
– Мистера Бейтсона… Это такой рослый добродушный юноша.
– Он изучает медицину?
– Да.
– А он очень рассердился, узнав о пропаже?
– Он был вне себя от бешенства, месье Пуаро. Он – человек вспыльчивый и в минуты гнева способен наговорить кучу дерзостей, но потом быстро остывает. Он не может относиться спокойно к тому, что крадут его вещи.
– А неужели кто-нибудь может?
– Ну, как сказать… У нас живет мистер Гопал Рама из Индии. Его ничем не проймешь. Он только улыбается, машет рукой и говорит, что материальное не представляет никакой ценности.
– А у него что-нибудь украли?
– Нет.
– Понятно. А кому принадлежали фланелевые брюки?
– Мистеру Макнабу. Они были очень ветхие, и все считали, что пора их выбросить, но мистер Макнаб очень привязан к своим старым вещам и никогда ничего не выбрасывает.
– Ну, вот мы и добрались до второго пункта моей классификации – до вещей, которые, по идее, не представляют для вора никакой ценности: старых фланелевых брюк, электрических лампочек, борной кислоты, морской соли… Да, чуть не забыл поваренную книгу. Конечно, кто-нибудь и на них может польститься, но маловероятно. Кислоту, скорее всего, взяли по ошибке; лампочку, наверное, хотели вкрутить вместо перегоревшей, да позабыли… поваренную книгу могли взять почитать и, так сказать, «заиграли». Брюки могла взять уборщица.
– У нас две уборщицы, и обе – женщины очень честные. Я уверена, что они ничего не возьмут без спросу.
– Не буду спорить. Да, чуть не забыл про выходные туфли, вернее, про одну туфлю из новой пары. Чьи они были?
– Салли Финч. Она из Америки, фулбрайтовская стипендиатка.
– А может, она куда-нибудь ее засунула и забыла? Ума не приложу, зачем кому-то понадобилась одна туфля.
– Нет, мы обыскали весь дом, месье Пуаро. Понимаете, мисс Финч тогда собиралась в гости. Она надела вечерний туалет, и пропажа оказалась для нее настоящей трагедией – ведь других выходных туфель у нее нет.
– Значит, она была огорчена и раздосадована… М-да, возможно, все не так просто… – Помолчав немного, он заговорил вновь: – У нас остались два последних пункта: разрезанный на куски рюкзак и шарф в столь же плачевном состоянии. Это явно сделано из мести, иначе объяснить нельзя. Кому принадлежал рюкзак?
– Рюкзаки есть почти у всех студентов; ребята часто путешествуют автостопом. И у многих рюкзаки одинаковые, из одного и того же магазина, и их трудно различить. Этот рюкзак принадлежал либо Леонарду Бейтсону, либо Колину Макнабу.
– А кто хозяйка шелкового шарфа, который тоже был разрезан на куски?
– Валери Хобхауз. Ей подарили его на Рождество; шарф был красивый, дорогой, изумрудно-зеленого цвета.
– Ага… Валери Хобхауз…
Пуаро закрыл глаза. Перед его мысленным взором проносился настоящий калейдоскоп вещей. |