Анна Князева. Химеры картинной галереиДетективное ателье Надежды Раух – 2
Пролог 1863 год
Москва, Замоскворечье Дочь замоскворецкого промышленника, миллионера Семена Порфирьевича Зотова готовилась к выходу в свет, который должен был состояться на балу во дворце княгини Закревской. Сезон балов в Москве начинался задолго до Рождества и заканчивался в последний день Масленицы. Открывался он пышным дворянским балом в Благородном собрании. Далее череда балов гремела по всей Москве: по дворцам и частным особнякам на Тверской, Пречистенке и в Замоскворечье. Сюда слетались аристократы, небогатое провинциальное дворянство и блестящая гвардейская молодежь из Санкт Петербурга. В светском обществе московские балы прозвали «ярмарками невест», потому что они служили местом отыскания выгодной партии. Любого кавалера, пригласившего девицу на танец, родители барышни рассматривали как потенциального жениха: тут же выясняли, кто таков, размер состояния, знатность семьи и наличие скандального шлейфа. Второе приглашение обязывало «танцора» к представлению родителям. Третий, тем более четвертый танец с одной и той же дамой свидетельствовал о серьезных намерениях и предполагал два исхода: сватовство с последующей женитьбой или поединок с членом семейства девушки. На первых в сезоне балах набиралось до трех тысяч человек. Но случалось и больше, все зависело от величины бальной залы дома хозяев. Зала княгини Закревской вмещала до пяти тысяч человек и была построена в виде павильона в саду, позади дворца, с которым соединялась короткой, но торжественной галереей. Возникшие при этом неудобства (буфет остался в старой части дворца) ничуть не волновали княгиню. Ей льстило, что она владела едва ли не самой значительной бальной залой в Москве. Шестнадцатилетняя Агриппина Зотова, или Грушенька, как ее называли домашние, к тому времени окончила гимназический курс и до этого танцевала только на детских балах. Вместе с превосходным приданым она получила от родителей хорошее воспитание, манеры, скромную грацию и миловидное личико. Все это предопределяло ее судьбу – безбедное житье за мужем, имеющим хорошую репутацию и верный капитал, равный по величине капиталу ее родителя. Калерия Федоровна, жена Зотова – вялая, безынициативная особа, имела дурной вкус и одевалась не лучше иной купчихи или жены мещанина. Зная это, Семен Порфирьевич сам приказал найти для дочери лучшую портниху в Москве или, если таковая не сыщется, привезти столичную из Санкт Петербурга. Однако таковая нашлась и в Москве: одеться в мастерской у мадам Менагуа было не менее престижно, чем выписать наряд из Парижа. Лучшая портниха из мастерской Менагуа вместе с четырьмя подмастерьями на время переехала с Кузнецкого Моста в замоскворецкий особняк Зотова, где за три недели пошила для Грушеньки три превосходных бальных туалета в светлых тонах. Для своего первого бала Грушенька выбрала простое воздушное платье из белого муслина с газовым подбором на юбке, розетками, кружевом и нежной вышивкой по линии декольте. Букетик у корсажа дополнили цветы в волосах и черная бархотка на девичьей шейке. Атласные туфельки, корсаж и перчатки доставили из Парижа. Мантилью для выезда выбрал сам Семен Порфирьевич в знаменитом на всю Москву Сущевском товарном депо мадам Белкиной. Вручив дочери меховую мантилью в день бала, он так же надел на ее ручку браслет с пятью большими сапфирами и чистейшей воды бриллиантом. – Красавица… – прошептала Калерия Федоровна, глядя на Грушеньку. – Собиралась бы ты сама, матушка. Нешто не поспеешь. Скоро уж ехать. – Семен Порфирьевич достал папироску и вышел из комнаты. Спускаясь по широкой лестнице, он закурил. Задрав голову, с нижнего этажа к нему обратился швейцар: – Вас тут спрашивают, барин. |
