— Я предпочту воспользоваться моим правом хранить молчание, — cпокойно ответила Джойс.

— Похвально.

Когда Джойс выводили из здания, её не покидало видение — Скотт титаническими усилиями ползет к телефону в коридоре. Не уходила и мысль: Надо было ему и руки отрезать.

перевод: Амет Кемалидинов

"Естественный порядок вещей"

До Вашингтона оставалось тридцать два километра. Хогарт был вполне уверен, что способен их преодолеть, поэтому временная задержка его особенно не расстроила, даже несмотря на её довольно нелицеприятную причину - автокатастрофа на федеральной трассе номер пятьдесят. Он прикинул, что пройдёт как минимум час, прежде чем копы и медики уберут с дороги обломки машин и тела. Ему не хотелось торчать здесь всё это время.

Думаю, небольшой крюк роли не сыграет, - решил он и, вывернув руль своего Lincoln Town Car начал медленно съезжать на обочину. Кровь искрилась на асфальте. Сильный северный ветер отпустил температуру до минус двенадцати градусов, превратив капли в блестящие ледышки, больше черные, чем красные, в рванном свете проблесковых маячков полицейских машин.

Внезапно, вечер перестал быть томным. Оторванная женская голова, пробив лобовое стекло своего “Subaru”, как посланный из катапульты снаряд, вылетела на дорогу и, скатившись к самому съезду с шоссе, лежала на обрубке шеи. Хогарт рулил “Линкольном” аккуратно объезжая её. Глаза женщины каким-то чудесным образом были широко открыты и словно внимательно следили за ним, пока он проезжал мимо. Ему даже показалось, что она ему улыбнулась.

Тише, тише… Он не хотел стукнуть бампер впереди ползущего автомобиля. Тут становилось тесновато. Хогарт был осторожным водителем.

Слава тебе Господи, - подумал он, когда съехал с шоссе. Ну да, он был осторожен, осторожен, но нетерпелив. Не хотелось стоять в неподвижной пробке. Это заставило бы его чувствовать себя никчемным и уязвимым, поэтому он развернулся и вырулил на магистральную дорогу, ведущую прямо в центр города Анаполис. Просто найду какой-нибудь бар или кафе и посижу там часок, а потом вернусь на шоссе.

Вечер ёжился от холода. Не так много автомобилей в центре, что было как нельзя кстати. Зато очень много покупателей на улицах, замотанных шарфами в надвинутых на лоб шапками, но с радостными улыбками на лицах и пакетами в подмышках. Гирлянды рождественских огней мигали в витринах магазинов по всей Вест Стрит и со всех сторон до него доносилась музыка и звон бубенцов. Это напоминало Хогарту какой сегодня день. Но вспомнив, мгновение спустя, он уже почувствовал внутри себя пустоту. Праздничная благодать, возлюби ближнего своего. Нет, всё это было не искренне, всё искусственно, насаженное подогретой рекламой, чтобы убедить толпу потратить свои деньги. Жадность и меркантильность похоже стали частью естественного порядка вещей.

Нет больше никакой любви к ближнему, - подумал он, искоса поглядывая на руль. - Она вообще когда-нибудь была?

Он проехал мимо гастронома, пивного бара, ресторана с какой-то азиатской стряпнёй. «Погребок» - читалось на следующей вывеске. Вроде бы то что надо. Ирландское кофе будет сейчас в самый раз, чтобы отогнать холод. Он припарковал Линкольн на стоянке, поднял воротник, но на минуту задержался, прежде чем выключить зажигание. Новости, зазвучавшие из радиоприемника, заставили его замереть на месте.

Индекс Доу-Джонса падает третью неделю подряд, растущее число безработных, американские ВВС по ошибке отбомбили осколочно-фугасными лагерь Красного Креста, чеченские боевики распылили самодельный фосген в московском метро. Сто шестьдесят жертв.

Хогарт покачал головой, выключил двигатель и выбрался из автомобиля. Нет больше никакой любви к ближнему, разве это не очевидно.