Защитную маску, предохранявшую лицо от обморожения, залепило влажной массой, и Уэлчу пришлось стереть ее рукавицей.

Уэлч чертыхнулся и побрел к метеовышке, размышляя о том, до чего же странное существо человек. С самого рождения, а может, гораздо раньше, в момент зачатия, он вбирает в себя все страхи, которые когда-либо знало человечество. Не отдавая самому себе отчета в том, что они из себя представляют, homo sapiens — заметьте, РАЗУМНЫЙ! — боится так, что зубы лязгают, при этом он не понимает причины страха.

— Например, так, как сейчас он, Уэлч Хиккок. — Любой парень, у которого башка работает хотя бы немного лучше, чем у инфузории, или, скажем, амебы, начинает сходить с ума, паниковать, едва заметит НИЧЕГО. В смысле, заметитьто он ничего не заметит, но тут же нафантазирует такого, что ни в одном романе ужасов не прочтешь. Или нет? Ладно заливать-то! Наверняка, у любого из вас трясутся поджилки, как только вы входите в неосвещенный коридор, даже зная, что в нем никого нет. Что, скажете, мол, старина Уэлч — брехун? Да ладно ребята, дерьмо полоскать. Самим-то себе вы можете признаться в этом честно, если уж у вас не хватает смелости сказать о своих страхах вслух. А? Ну то-то!

Уэлч осторожно, держась одной рукой за капроновый «поводок», протянутый от станции до метеовышки, на случай такого вот бурана, двинулся вперед. Ноги его увязали в снегу, проваливаясь почти по колено. В этом, кстати, тоже была своя странность.

Уэлч за пять лет работы на станции первый раз видел влажный снег. Создавалось ощущение, что где-то рядом находится источник тепла, причем довольно мощный, который и растапливает снег, превращая его в липкую противную массу. Ладно, буран — это понятное и, надо признаться, довольно обычное явление в этих краях, но влажный снег… Нет, он, Уэлч Хиккок, не помнит подобного. Тут ведь не Монтана, ребята.

Он оступился и рухнул на четвереньки, выпустив «поводок» из пальцев. Руки по локоть ушли в ледяной сугроб, и Уэлч испугался, что, поднявшись, не сможет вновь найти трос. А потерять трос в пургу, даже на небольшом расстоянии от станции, означает почти верную гибель. В какой-то момент ему захотелось рассмеяться, но это было чисто истеричное желание, и Уэлч подавил его.

Представляешь, старина, ты сейчас возишься в этом дерьмовом сугробе, который намело этим траханным бураном, как здоровый, разбуженный среди зимы гризли? Фу ты, черт!

Пытаясь подняться, он еще раз поскользнулся и снова упал в сугроб, ткнувшись в снег лицом.

Дьявол! Комбинезон немного стеснял движения, и Уэлч, действительно, был похож на неуклюжего медведя.

Ему все-таки удалось подняться, старательно сохраняя равновесие. Руки нащупывали трос, но не находили его. Он даже вспотел под защитной маской, хотя в общем-то не было жарко. Маска не давала стопроцентной теплоизоляции, но тем не менее по лицу Уэлча пополз едкий пот, попадая в глаза и скапливаясь на губах горько-солоноватыми каплями.

Ну, ну, ну, подбодрил он себя, не впадай в панику, старина, и все будет отлично. Соберись. В этой дерьмовой снежной каше вообще сложно понять, на каком свете ты находишься, но это ведь еще не повод, чтобы садиться в первый попавшийся сугроб и орать благим матом, верно? Вот и давай оглядись по сторонам, никуда твой трос не денется. Главное — не дергайся.

Уэлч выдохнул и тут же почувствовал, как колотится сердце. Это было похоже на работающий с сумасшедшей скоростью мотор, готовый каждую секунду захлебнуться и остановиться, отключив всю машину.