— Жертва была застигнута здесь, между столами.
Энн внезапно приблизилась и присела на корточки, желая рассмотреть то, что она только что заметила.
— Здесь какие-то буквы, — проговорила она.
Фревен наклонился, чтобы их разглядеть. За большой лужей следовал ряд маленьких лужиц и полосы, тянувшиеся до места, где висело мертвое тело. Его волокли или неумело несли. Энн показала пальцем на два кровавых развода:
— ОТ… — громко произнесла она. — Это начало слова?
— Или инициалы, — заметил Фревен.
Энн втянула носом воздух, это помогало ей сохранять спокойствие. В начале своей деятельности в качестве медсестры она думала, что привыкнет к виду крови. Она ошибалась. Она научилась стойкости, развившейся при работе с открытыми ранами, но поняла, что на самом деле так и не привыкла к виду крови. И приняла это как должное. Некоторые из ее коллег не испытывали никаких чувств при виде крови, Энн их жалела. Они определенным образом дистанцировались от того, что видели или делали, забывая о самом главном — о жизни. Когда из тела вытекает кровь, это уходит жизнь, в чистом виде кровь — это основа души, и каждая капля сверкает, как знамя жизни. Энн развила в себе особое отношение к крови. Каждое столкновение с ней было работой над другими и работой над собой. А так как такая борьба происходила постоянно, ее восприятие крови не менялось, Энн считала: что касается профессии, она на своем месте.
— Он хотел оставить сообщение, чтобы обнаружили его убийцу? — спросила она.
Фревен молчал.
— Вы не верите? — удивилась она. — У него руки в крови и кончики пальцев тоже.
Лейтенант покачал головой.
— Мисс Доусон, — мрачным тоном заговорил он, — в таких случаях человек паникует, ужас раздирает его так же, как нож, вонзаемый в тело, разрывает кожу, мускулы, вены, артерии, голосовые связки. Кровь начинает стекать внутрь, в трахею, и вытекает наружу. Человек ощущает как боль, так и ужас, открывая дорогу смерти, которая рассекает его пополам. В подобном случае никто бы даже не подумал оставить указание на своего убийцу. Поверьте мне, никто. Так случается только в романах. А на самом деле есть только бульканье, страдание и неимоверный страх.
— Тогда что это такое? Вы же видите, что это не случайные метки!
Он открыл перед ней ладони, как бы констатируя очевидное.
— Это написал сам убийца.
Энн нахмурилась.
— Почему же он сделал это? — Она повернулась и указала на пол. — Надпись почти скрыта под скамьей.
— Я не знаю. Это случайность, вот и все.
Последнюю фразу лейтенант произнес рассеянно, его внимание уже переключилось на что-то другое. Он направился к стене и показал на ночник. Лампочка была разбита, и на полу блестели осколки стекла.
— Это здесь они, должно быть, дрались? — подал голос Кулидж.
— Нет, здесь нет крови, — возразил Фревен. — И я не думаю, что они дрались. Мне кажется, что жертва пришла сюда ночью с определенной целью. Было совершенно темно, так как ночник оказался разбит. Почему он не зажег большие лампы? Чтобы его не обнаружил патруль?
Кулидж сделал знак, что он не согласен.
— Нет, дверь запирается плотно, и свет через нее не проходит, он мог спокойно включить освещение, не опасаясь, что его заметят.
Фревен принялся размышлять вслух:
— Тем не менее жертва вошла в полной темноте и осталась здесь. Она даже прошла несколько метров вперед, вот сюда. — Он указал пальцем на лужицу и капли крови. — Либо этот парень хотел остаться в темноте, либо он не знал, где находится выключатель. |