– Викторин… М-м-м… То есть следователь Викторин Друшмалло, – поспешила поправиться Стефания.

Отвечая на вопрос Гурова о психологической экспертизе, его собеседница оценила работу сотрудницы Центра детской психологии Маргариты Кушнаркиной в самых радужных тонах. По ее мнению, Маргарита – профессионал экстра-класса (сразу видна передовая западная научная школа!). Она в момент установила с Наташей психологический контакт, и девочка охотно рассказала ей о случившемся. Маргарита сумела освободить ребенка от тягостных воспоминаний, и в данный момент с Наташей все в полном порядке.

– Маргарита с девочкой работала здесь или у себя в Центре?

– Здесь. По ее мнению, привычная домашняя обстановка в наилучшей мере способствует восстановлению психологического равновесия ребенка, – попыхивая сигаретой, вальяжно повествовала хозяйка квартиры.

– А Наташа сейчас где?

– В оздоровительном пансионате для детей, переживших психологический шок, – отчего-то вдруг занервничала Свербицкая. – Он тоже находится под патронатом «Зорьки ясной». Ей там очень хорошо и спокойно.

Подытоживая разговор, Лев как бы невзначай обронил:

– Будьте готовы к тому, что на суде могут выяснять всевозможные, самые неудобоназываемые детали того происшествия. Например! Вы сказали, что, войдя в прихожую, услышали голоса Бориса и Наташи. Сразу может быть задан вопрос: а каков был характер услышанного? Наташа просила оставить ее в покое, звала на помощь, говорила что-то еще? Борис, он что, угрожал ей расправой, уговаривал согласиться на его притязания, пытался подкупить какими-то посулами?

Его слова Стефанию, как это можно было понять, и озадачили, и огорошили. Она отчего-то сразу же задумалась, нахмурив лоб и потирая виски.

– А если обвиняемый не согласится с результатами расследования, то он может потребовать личных показаний Наташи. – Гуров говорил как бы даже сочувственным тоном. – Разумеется, в зал судебных заседаний ребенка не приведут ни в коем случае, хотя суд и будет проходить в закрытом режиме. Но возможен иной вариант. Например, собеседование с Наташей адвокатов в присутствии вас и детского психолога в отдельном, специально выделенном для этого помещении. И если адвокат обвиняемого вдруг уловит расхождения того, что запротоколировано в деле, с тем, что скажет Наташа, дело может затрещать по швам.

Последнее замечание окончательно повергло Свербицкую в досадливый пессимизм. Судя по ее напряженному виду, она вдруг задумалась о том, что, казалось бы, очевидное, по сути выигрышное дело внезапно обратилось в клубок трудноразрешимых проблем.

В ее глазах читалось: «Вот это новости! Неужели все так хреново обстоит?! Что-то нужно срочно предпринять. И этот опер запросто может оказаться полезным. Ну-ка, ну-ка, поглядим, насколько ты суровый…»

Неожиданно просияв обаятельной улыбой, Стефания интригующим, приглушенным голосом почти промурлыкала:

– Лев Иванович, а вы очень спешите? Может быть, выпьем чайку? А? Приготовлю мигом. Ну, соглашайтесь, соглашайтесь! У меня чудесный цейлонский чай…

Пожав плечами, Лев изъявил согласие, вроде того, что – да, не худо бы немного и почаевничать… Еще раз просияв многообещающей улыбкой, Стефания поспешила на кухню, интригующе покачивая точеными бедрами. Почти сразу же следом за ней бесшумно проследовал и Гуров. Стоя за шторой, он незаметно наблюдал за манипуляциями хозяйки квартиры. Вот она наливает чай и заварку, вот режет лимон, вот… А это что?! Неуловимым движением, достав из складок одежды какой-то крохотный флакончик, Свербицкая вытряхнула его содержимое в одну из чашек. Ничего себе чаепитие!

Быстро вернувшись на прежнее место, Лев достал из кармана свой сотовый и, прижав его к уху, громко заговорил:

– Да, да, я слушаю! Что? Убийство? Эх, как же не вовремя-то! А кого завалили? О-о-о! Это серьезно! Выезжаю немедленно!

На глазах Стефании, вышедшей из кухни с уставленным подносом, он сунул телефон в карман и огорченно развел руками, шагнув в прихожую:

– Очень жаль! Надо бежать – только что убили крупного коммерсанта.