— Теперь хватит? — уточнил волк.

— Да. Давай пробовать. Сможешь прикрыть меня, пока я буду всё подготавливать?

— Могу.

Ленц остался прикрывать мою спину, а я принялся чертить в воздухе сложную схему проклятья. Сверялся с указаниями трактата, чтобы наверняка ничего не перепутать. В стрессовой ситуации всегда лучше перебдеть.

Голубые очертания рун застыли в воздухе. Светились в этом вечере, словно огоньки. Но их свет мерк по сравнению с жаром, исходящим от муравейника. Эта гора была способна осветить сотни метров вокруг.

Закончив схему проклятья, я захлопнул трактат и поблагодарил его, а затем вернул в рюкзак.

Обратился к окружающим меня источникам воды: в почве и растениях. Стал пригонять её к себе в виде шаров, которые сливались в один большой там, где синим свечением висело моё проклятье.

Я нагонял и нагонял воду. И так до тех пор, пока в воздухе не зависла целая тонна.

— Может, хватит? — опасливо спросил Ленц.

— Почти, — процедил я.

От напряжения сжалась челюсть, а в горле засел давящий ком. Я отдавал проклятью последние частички своей маны.

Оставил себе не больше процента, и то, чтобы не отключиться. А затем направил всю проклятую воду в муравейник. И она вылилась на холм одним большим потоком, заполняя все встречающиеся на пути норы.

— Осталось ждать, — выдохнул я.

— Чего ждать? — спросил Ленц и сел рядом.

— Пока матка сдохнет. По инструкции Морфа следом за ней умрут и все остальные муравьи.

— Интересно. Не слышал о таком. Но похоже на правду. Иначе как объяснить, что эти муравьи никогда не кончаются?

— А чего ты раньше об этом молчал?

— А какая разница? От них не убежать. Только драться.

Я шумно выдохнул. Понял, почему так бесился трактат. Он хотел предупредить, чтобы не подохнуть вместе со мной в полчище муравьёв, когда у меня закончится мана. А этот момент был близок.

— Давай договоримся, — серьёзно начал я, — что обо всех подобных нюансах ты будешь говорить сразу!

— Да без проблем, — ответил Ленц и прилёг на песок.

Он устало опустил морду на чёрные лапы. И я впервые заметил, какие у него старые, уставшие от жизни глаза.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался я.

— Во всех мирах изнанки время течёт по-разному.

— Ну, по человеческим меркам.

— Сто тридцать.

— Ого! Старше тебя только трактат, — я слегка улыбнулся уголком рта.

— Ага. Твоя книжка, что хочет меня убить.

— Больше не хочет. Но всё равно придётся искать Морфу новый рот.

— А зачем? Чтобы он болтал без умолку? Ты же ещё пожалеешь об этом, помяни мои слова.

— Так удобнее, — отмахнулся я, хотя сам предполагал, что моя идея может выйти боком. — И я уже обещал ему. А слов на ветер не бросаю.

— Значит, я не ошибся в тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я встречал разных людей. Но уважаю лишь тех, кто держит своё слово. О, кажется, пожар в муравейнике потихоньку гаснет.

Ленц поднял морду и принюхался.

— Да. И темнее становится. Кстати, если тут вечно горит огонь, почему песок до сих пор не обратился стеклом?

— Это не песок. А останки муравьёв.

Я сморщился от осознания, сколько трупов существ сейчас находится передо мной и под ногами. Одно дело сидеть на песочке.