После возвращения для Шандора Вёреша наступили трудные времена. В течение целых семи лет он пишет только детские стихи и вынужденно занимается переводами. Но нет худа без добра, на этом поприще он завоевывает истинное признание. Диапазон его переводческой деятельности простирается от древней индийской и китайской классики, английских и немецких авторов XVIII века до современной поэзии.

В 1957 году вновь выходит сборник его стихов, и отныне каждый год поэт выпускает по книге. Издаются и его переводы, публикуются также отрывки из старой венгерской литературы, разысканиям которых поэт уделяет много времени. Настает день, и поэта удостаивают премии имени Кошута, издают собрание его сочинений.

О нем говорят как о великолепном стихотворце, замечательном мастере формы, создавшем новую ритмику.

И вот я отправляюсь к Шандору Вёрешу на улице Муракози, где поэт поселился несколько лет назад. Мы с переводчиком приехали чуть раньше назначенного срока, так что пришлось немного побродить около дома, разглядывая соседние виллы. Ровно в шесть часов позвонили у калитки и назвали себя в переговорное устройство. Дверь механически раскрылась, и мы оказались в саду, по которому шли, чуть пригнувшись под ветвями деревьев. Когда подошли к дому, я заметил сквозь окно во всю стену холла, как хозяин спускается по лестнице навстречу гостям. Среднего роста, слегка взъерошенные волосы, добрая улыбка — таким увидел я его в первый момент. Некоторая сдержанность, пожалуй даже суховатость, в обращении не мешала ему быть любезным и внимательным. В просторном кабинете, расположенном на втором этаже, нас ожидала хозяйка дома Ами Кораи — известная поэтесса. Хотя они и предупреждены о моем посещении, вручаю свою визитную карточку. На этом заканчивается, так сказать, официальная часть, завязывается беседа.

Шандор Вёреш на мои вопросы отвечает сдержанно, немногословно. Откинувшись на спинку дивана, он пребывает как бы в раздумье. Прежде чем начать говорить, смотрит на тлеющий пепельный столбик сигареты, словно сосредотачивается. Моментами кажется отчужденным, ушедшим в себя. Но я знаю, что это от характера, а отнюдь не от желания избежать многословного ответа. Накануне утром меня предупредил об этом профессор Йожеф Векерди, которого я посетил в библиотеке имени Сечени. Оказалось, что профессор давно знаком с поэтом, в свое время готовил ему подстрочники с санскрита. Узнав, что вечером у меня встреча с Шандором Вёрешем, которого любит как человека и поэта, он и предупредил насчет его немногословности.

— Мне было пятнадцать лет, — рассказывает Шандор Вёреш, — я жил в Пече и учился в гимназии, когда сочинил стихотворение «Старики». С него, можно сказать, все и началось. Так случилось, что стихи заметил сам Золтан Кодай и сочинил к ним музыку. Позже он признался, что стихотворение захватило его, ибо редко приходилось слышать из уст молодого человека выражение, как он сказал, такого искреннего чувства сострадания и жалости к старикам. С тех пор нас связывала долгая дружба, вплоть до его кончины в 1967 году. И я многим ему обязан.

— Ваше собрание сочинений состоит из шести томов. Три из них — переводы, в том числе «Эпос о Гильгамеше» и «Витязь в тигровой шкуре», переводы из Лао-цзы, Цюй Юаня, Шекспира, Шелли, Шевченко, Малларме и др. Немало места занимают переводы с русского. Кого из наших поэтов Вы переводили и кто Вам ближе из них?

— Серьезно занимался Пушкиным и Лермонтовым, Маяковским и Заболоцким. Но с особым удовольствием переводил Есенина и Хлебникова, последний, пожалуй, мне особенно близок, хотя для перевода, как Вы понимаете, он наиболее труден.