Однако он может спустить обиду ей, но простить сбежавшего Стивена Бакстера нельзя. А единственным ключом к мерзавцу является Джинджер.

— Марти?

Он напрягся, как всегда, когда слышал ее голос. Она глубоко вздохнула, он обернулся.

Джинджер знала, что не должна этого говорить, что гордость требовала молчать, но она больше так не могла.

— Марти, я думаю, что мне пора… мне пора вернуться домой, — объявила она насколько могла спокойно.

Мартин едва не вскрикнул, он сам только что думал об ее отъезде, но, когда Джинджер высказала его же собственные мысли, он понял, как на самом деле далек от того, чтобы позволить ей покинуть этот дом.

— Как хочешь, — отозвался он и отвернулся к окну. Пусть едет. Так будет лучше для них обоих. Но она никогда не увидит, что ему больно.

Окно кухни выходило на внутренний двор. Шел дождь, унылый, устойчивый отвесный дождь, небо затянуло, и облака, наползали с вершины холмов, скрывая пейзаж в тумане.

— Я соберу вещи. Это не займет много времени.

— Можешь взять мою машину.

Джинджер ждала, что он начнет уговаривать ее остаться, а Мартин надеялся, что она откажется от идеи уехать в Эксетер. Оба молчали секунду, затем Джинджер вышла из комнаты, и Мартин услышал, как сердито застучали ее каблучки по лестнице наверх.

Джинджер в раздражении покидала вещи в едва разобранные чемоданы. Оставалось только найти кота и Пупси и закрыть их в машине. С Мартином она не хотела прощаться. Опомнится — приедет. И будет просить прощения. И она еще очень подумает, прежде чем простить. А может, и не простит. Никогда. Он оскорбил ее. А ведь она так его любит!

В коридоре мелькнул кошачий хвост. Наполеон пробежал по каким-то своим кошачьим делам.

— Наполеон! Кис-кис! — позвала Джинджер, но котяра был слишком занят, чтобы тотчас броситься к хозяйке. Он охотился за довольно крупной мошкой. И врага необходимо было догнать и уничтожить, как всякому порядочному сторожевому коту.

Джинджер вышла в коридор и осмотрелась. Кошачий хвост мелькнул в дверях кабинета Мартина. Джинджер еще не заходила в него. Как только они приехали, Мартин закрылся в этой комнате и просидел там, перебирая бумаги, около трех часов. Он вышел оттуда хмурый и неразговорчивый, и Джинджер не захотелось спрашивать почему. Наверное, его расстроили запущенные дела. Кто его знает?

Джинджер вошла. Наполеон сидел на столе и нервно щелкал хвостом. Муха улетела. Это его весьма огорчило. Теперь он выбирал нового врага. За врага вполне могли бы сойти бумажки на столе или шнурок папки, свесившийся с этажерки рядом. Хитрый глаз кота уже примерялся, достаточно ли одного прыжка, чтобы настичь цель. Или придется прыгать дважды? Джинджер не оставила коту выбора: она сгребла пушистого хищника в охапку и строго сказала ему:

— Все, Наполеон, конец охоте. Мы едем домой. И…

Но тут ее взгляд упал на бумагу, лежавшую поверх остальных. Крупным готическим шрифтом в самом верху документа стояло ее имя. А рядом — имя Стивена Бакстера. Так и было написано: «Д. Грэхем и С. Бакстер».

Но откуда она знает, что «С» означает «Стивен»?

Стивен Бакстер!

Джинджер уронила кота на пол, и он, не сумев за нее зацепиться, поцарапал хозяйку, но Джинджер не почувствовала боли.

Стивен Бакстер.

Она знала его. Джинджер была настолько возбуждена, что ее трясло от волнения. Она вспомнила! Она потеряла деньги Хилды, ее пятьдесят тысяч фунтов. Бакстер уехал с ними. Он сбежал с деньгами милой Хилды… Черный туман начал рассеиваться. Джинджер поняла, что только что испытала всплеск утерянной памяти, она вспомнила то, что выпало из ее рассудка в момент удара о черенок лопаты.