|
– Придется в дальнейшем пользоваться косметикой, – отозвался Таф. – К счастью, никто из местных жителей не проявил такой проницательности. – Просто они слишком вежливые. На С'атлэме всегда так. Знаешь, их же слишком много. Большинство из них не могут себе позволить настоящего уединения, поэтому они делают вид, что каждый сам по себе. Они не будут замечать тебя на публике, если только ты сам этого не захочешь. – Жители с'атлэмского порта, которых я встречал, не показались мне ни излишне сдержанными, ни скованными строгим этикетом, – сказал Хэвиланд Таф. – Так это же «паучки», они не такие, – ответил Рэч Норрен. – Там немного посвободнее. Слушай, можно я дам тебе маленький совет? Не продавай здесь свой корабль, Таф. Прилетай к нам на Вандин. Мы заплатим намного больше. – Я не собираюсь продавать Ковчег, – возразил Таф. – Не надо меня дурачить, – сказал Норрен. – У меня все равно нет полномочий, чтобы его купить. И стандартов нет. А жаль, – он засмеялся. – Поезжай на Вандин и свяжись там с нашим Советом Координаторов. Не пожалеешь. Он оглянулся вокруг, словно желая убедиться, что стюарды далеко, а пассажиры все еще грезят под своими капюшонами, и понизил голос до заговорщицкого шепота. – Потом, даже если дело не в цене, я слышал, что у твоего корабля просто кошмарная мощь, ведь так? С'атлэмцам нельзя давать такую мощь. Нет, я их люблю, правда люблю, часто сюда прилетаю по делам. Это хорошие люди, каждый из них в отдельности, но их так много, Таффер, и они плодятся и плодятся и плодятся, просто как грызуны какие-нибудь. Вот увидишь. Пару веков назад здесь из-за этого была большая война. Сати насаждали везде свои колонии, захватывали каждый кусочек земли, какой только могли, а если там жил кто-то еще, они их просто выживали. В конце концов мы положили этому конец. – Мы? – переспросил Хэвиланд Таф. – Вандин, Скраймир, Мир Генри и Джазбо – основные ближайшие миры, а еще нам помогали и многие нейтральные планеты. Мирный договор разрешает с'атлэмцам жить только на своей солнечной системе. Но если дать им такой корабль, как твой, Таф, они могут начать все сначала. – Я считал с'атлэмцев исключительно честными и нравственными людьми. Рэч Норрен опять ущипнул себя за щеку. – Честные, нравственные, конечно, конечно. Лучше нет людей для заключения сделок, а девицы знают кое-какие пикантные эротические штучки. Я тебе говорю, у меня есть сотня друзей-сати, и я люблю каждого из них, но у этих моих ста друзей, наверное, тысяча детей. Эти люди размножаются, вот в чем проблема, Таф, поверь мне. Они жизнисты, так ведь? – Несомненно, так, – отозвался Хэвиланд Таф. – А что такое жизнисты, позвольте спросить? – Жизнисты, – нетерпеливо ответил Рэч Норрен, – антиэнтрописты, поклонники культа детей. Религиозные фанатики, Таффер. Он хотел еще что-то сказать, но стюард повез по проходу тележку с напитками. Норрен откинулся в кресле. Хэвиланд Таф поднял длинный бледный палец, останавливая стюарда. – Пожалуйста, еще одну бутылочку, – сказал он. До конца поездки Таф молчал, скрючившись в кресле и задумчиво посасывая пиво. Толли Мьюн плавала по своей квартире среди беспорядка, пила пиво и размышляла. В одну из стен комнаты был вделан огромный экран, длиной шесть метров и высотой три. Обычно Толли выбирала какую-нибудь живописную панораму. Ей нравилось словно бы из окна смотреть на высокие прохладные горы Скраймира, на каньоны Вандина с их быстрыми белыми реками или на бесконечные городские огни самого С'атлэма, на сияющую серебристую башню – основание орбитального лифта, поднимающуюся высоко-высоко в темное, безлунное небо, выше четырехкилометровых жилых башен звездного класса. |
