|
Ему то хотелось сбросить свои опостылевшие доспехи и уйти куда глаза глядят, забыв о рыцарском долге и клятве, данной маленькому человечку. То начинало казаться, что стоит только прибить этого Веленя, прикопав где-нибудь в тихом овражке, и половина его проблем сразу рассеется. То вдруг думалось, что всему виной те давешние лоточники, опоившие его испорченным ромом. Но всё это тут же забывалось и рассеивалось, когда его мысли возвращались к трем мирным пилигримам. Стоило ему только представить, как эта троица измывается над бедным сироткою, как его лицо становилось пунцовым от распиравшего изнутри гнева. Мы, мерещившиеся рыцарю дьяволами во плоти, представлялись ему истинными источником всех бед и испытаний, пришедшихся на его долю за последний месяц. Сначала его верный старый конь сдох, объевшись дармового крестьянского овса, по праву вытребованного рыцарем у крестьянина, везшего его на базар. Затем чудный, просто волшебный по всем статьям конь, проданный ему добродушными цыганами, за одну ночь вдруг (не иначе как со злого колдовства) превратился в тощего старого мерина. И в довершении всего (о, боже!) его Друзильда, его преданная, верная Друзильда оказалась вовсе не верной, вероломно принявшей предложение руки и сердца от мрачного бородатого человека, назвавшегося новым властелином запада и востока. Может, и не было у новоиспеченного жениха никаких особых достоинств, но золото, так и сыпавшееся из его карманов да пронзительный взгляд, от которого замирало сердце, заставили замолчать даже самых болтливых. Радскнехт Георг Ротшильд де Смоктуновский напрасно умолял свою возлюбленную вспомнить о былых клятвах! Всё было тщетно! Отвергнутый напрочь, бедный рыцарь облачился в свои старые доспехи и, прикупив для утешения на последние медяки большую бутылку рома, отправился на поиски приключений. Надеясь найти в доблестных поединках на полях сражений если и не успокоение, то быструю и героическую смерть.
За своими мыслями он и не заметил, как оказался на том самом мосту, где еще совсем недавно стоял я и предавался ностальгическим воспоминаниям. Холодные воды ручья манили его не меньше моего. Его изжарившееся под железными доспехами тело и раскалывающаяся от неимоверного жара и утреннего похмелья голова требовали прохлады. А поскольку он не страдал теми предубеждениями что я, то свернул с дороги, спустился к речному берегу и, осторожно ступая своими железными ботами, вошел в воду. Река была мелкая, с прозрачной ключевой водой и дном, устеленным округлыми камешками. На одном из таких камней он и поскользнулся. Подняв тучу брызг, доблестный рыцарь рухнул в воду. Пытаясь как-то удержаться, он ненароком зацепил руками отдыхавшего в тени берега сома. Рыбина, не привыкшая к такому хамскому обращению, испуганно метнулась вперед, врезалась головой в грудь уже начавшего подниматься рыцаря и, изрядно смяв его доспехи, убралась восвояси. А несчастный Георг, опрокинувшись на спину, словно перевернутый жук, беспомощно распластался на речном дне. -Господин рыцарь? Господин рыцарь! - позвал Велень, обеспокоенный долгим отсутствием своего покровителя. Никто не отозвался. Племяш великого Рока приблизился к краю моста и, вглядевшись в реку, ошалел от внезапно нахлынувшего на него ужаса. На дне реки, пуская пузыри, лежал рыцарь и не шевелился. Только его рот, разрываясь в беззвучном крике, всё еще открывался и закрывался, словно у выброшенной на берег рыбы. Перепуганный Велень ринулся к перилам, но, посмотрев вниз, передумал и побежал тем же путем, что тонущий в реке рыцарь. На берегу Судьбоносный замешкался. Перспектива оказаться в проточной воде его не прельщала, но и упускать шанс в виде новоявленного покровителя ему не хотелось. Поколебавшись, он всё же решился и, зажмурив глаза, прыгнул в реку приземлившись в точности на живот тонущего. От удара пятками рыцаря подбросило и согнуло пополам, его голова, облаченная во всё ту же кастрюлю, оказалась на поверхности, а изо рта выплеснулась набранная в легкие водица. Раздавшийся вслед за этим кашель возвестил, что доблестный рыцарь спасен. |
