Стражники, которых оказалось пятеро, стали не спеша обходить меня полукругом. Чувствовалась выучка, видно, подобную процедуру они проделывали не единожды. А я ведь собирался раствориться в серой людской массе. Вот так и веди себя незаметно. Быть запросто так избитым, обобранным и вышвырнутым прочь от города не хотелось. Нет, может в иной раз подобное и сгодилось бы как тактический маневр, но за последнее время меня так часто били исподтишка, что невольно хотелось дать сдачи. Я плюнул на все возможные преимущества отступления и ввязался в драку. Стражники, не ожидавшие отпора, не успели опомниться, как уже валялись в придорожной пыли, хрюкая разбитыми носами и утирая кровавые сопли. Я поправил на плече сумку и, перешагивая через их помятые тела, гордо задрав голову, вошел во врата, жалобно скрипевшие под всё усиливающимися порывами ветра.

 А городишко был хилый, так себе, захудалый городишко. Может, лет пятьдесят назад он и не выглядел так убого, но ныне всё пришло в упадок. Даже винокурни одряхлели и развалились. Видно прозябающих здесь жителей уже не хватало на то, чтобы потреблять всю массу выпускаемого алкоголя. Некогда обширные цеха пустели, склады разрушались, а лучшие вина превращались в перебродившую брагу. Я оставил позади покосившиеся ворота и неторопливо направился к ближайшей корчме, стоявшей на отшибе и украшенной незамысловатой вывеской: на бледно-розовом фоне гарцевал на рыжем коне такой же рыжий бородатый всадник. В руках он держал большой золотой рог. И было непонятно, толи он собирается в него трубить, толи выпить нечто в него налитое. Во всяком случае, буквы, идущие поверху его кичливо вздернутой головы, ясности не вносили. "У Якова" гласили они, но мне это ничего не объясняло. "У Якова" так "У Якова", - мысленно подумал я и слегка пнул легко распахнувшуюся калитку. Из приветливо распахнутой дверцы местного "ресторана" доносилась занудная, навевающая тоску мелодия, но запах, коснувшийся моих ноздрей, был весьма и весьма недурственен. В предвкушении сытного ужина я взбежал по широким ступенькам и оказался внутри просторной трапезной, заставленной деревянными столами и стоящими подле них деревянными скамьями. Помещение было наполнено едва ли на четверть. Я без труда занял пустующий столик и, вальяжно развалившись на скамейке, окрикнул снующего туда- сюда официанта.

 Закусь и впрямь оказалась неплохой, но не успел я насладиться поданным мне ребрышком барашка, как в трактир ввалила целая толпа стражников.

 -Вот он! - показав на меня грязным пальцем, возопил охранявший ворота верзила, и на всякий случай спрятался за спины товарищей. Толпа, злорадно загалдев и подталкивая друг друга, двинулась в мою сторону.

 Ну и славно же мы повеселились! Скамьи, перемещаясь с места на место, с треском переламывались о спины незадачливых посетителей и прислужников, табуретки летали под потолком "аки птицы небесныя". Временами мне казалось, что я сам по себе, а драка сама по себе. Разобрать, кто кого бьет и с кем дерется, было невозможно. Так, веселуха потехи ради. В конце концов, меня всё же скрутили и, запеленав веревками, выволокли на площадь, сплошь хранившую следы средневековой "демократии". Остатки кострищ чередовались с кривыми виселицами, виселицы перемежались плахами и прочими местами для казней. В общем, впечатление было еще то. На одном из покосившихся заборов корявым почерком было нацарапано: "Возлюби казнь как искусство, как средство самореализации". Сначала я подумал, что здесь мой путь и закончится, ан нет. Толпа, восторженно вереща, подняла меня на руки и прохлынула дальше. Мои глаза с удивлением и непониманием взирали на кучи отбросов и нечистот, лежащих прямо посреди улиц, на источавшие неимоверное зловоние раскрытые выгребные ямы, над которыми летали стаи больших, зелёных мух. Похоже, в этом городе царил хаос. Покосившиеся дома и домишки с выбитыми стеклами дополняли всеобщий пейзаж запустения, но среди утопающих в грязи и нищете улиц, возвышался целый квартал огороженных высоким крашеным забором зданий, которые иначе как хоромами я бы и не назвал.