А бой меж волшебницей и колдуньей постепенно входил в свою решающую стадию. Бабка Матрена в купе с отцом Клементием медленно, но уверенно теснили старую колдунью к крутому обрыву, оставшемуся здесь от старого высохшего русла реки. Сама ведьма, ожесточённо размахивая конечностями, торопясь, творила заклинание за заклинанием и из-под её рук выходили то черные безобразные чудовища, то желтые высохшие скелеты, то зеленые богомолоподобные существа. И те, и другие, и третьи нескончаемой вереницей двигались на медленно наступающих товарищей, на Матрену Тихоновну и Клементия Батьковича, но их это, похоже, совершенно не смущало. Они, казалось бы, без труда разделывались с этими исчадиями тьмы, поставив дело убиения не убиенных на поток. Яга делала легкий пас рукой - и очередное творение злой воли, пошатываясь, брело в сторону святого батюшки, где получив от отца Клементия крестом по куполу, осыпалось прахом. Любо- дорого. Да-а, ведьма и священник, действующие заодно, это я вам скажу- страшная сила! Решив, что там и без меня прекрасно разберутся, я двигался к ним неспешно, ленивой походкой бездельничающего интеллигента. И едва не прозевал момент, когда понявшая, что ей с нами не совладать, Нурингия, сорвав с запястья черный, дымящийся от совершенных заклятий артефакт, с проклятиями швырнула его в нашу сторону, целясь прямо в голову моей спасительницы. Не понимая, что к чему, но по наитию догадавшись, что если черный браслет попадет в цель - произойдет нечто страшное, я распластался в прыжке и, вытянув вперед клинок, подставил его остриё под удар летящего по воздуху артефакта. Раздавшийся вслед за этим грохот, сравнимый с грохотом пушки, едва не разорвал мои барабанные перепонки. Взрывной волной меня швырнуло на спину, проволокло по земле и впечатало в дерево. Голова гудела, в глазах двоилось, во всём теле распространилась противная слабость, а тошнота скользким комком подкатила к горлу.

 -Ни фига себе! - присвистнул я, когда, очухавшись и поднявшись на ноги, обнаружил в своей руке только закопчённую рукоять меча с торчавшим из неё маленьким, оплавленным обломком клинка. Мощность взрыва была невероятной. Как при этом никого не убило, было непонятно, но сознавать это было приятно. Жизнь вообще приятная штука. Я поднялся на ноги и вновь неторопливо осмотрел поле боя: отец Клементий, "окрестив" последнего из нападавших, тощеватого, но зубастенького уродца, смачным ударом, заставшим оного обратиться в прах, теперь вязал тонкой веревкой впавшую в прострацию Нурингию. Её глаза, выкатившись из орбит, взирали на мир в полном обалдении. Непонимание произошедшего, творившееся в его черепушке, было столь велико, что граничило с умопомешательством. Я сделал пару шагов вперёд, но мне мал - мала подурнело, и я, приглушённо ругнувшись, был вынужден опуститься на корточки. А Яга, наконец-то покончившая со своей противницей, вздыхая да охая, спешила в мою сторону.

 - Колюшка, живой ли, не раненный ли?

 -Да живой, живой, так, малость контуженный. Но пройдет, вот поблюю разок и пройдет.

 -Да что ж ты такое говоришь, касатик! Сейчас мы тебя живо к жизни-то возвернём! - Яга нагнулась и, сорвав широкий лист какой-то росшей под ногами травы, приложила его прохладную поверхность к моему разгорячённому лбу.

 -Сейчас травка-то придорожная всю хворь и вытянет, - ласково поглаживая меня по голове, проговорила она. И действительно, тошнота и слабость сразу пошли на убыль. Через минуту я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, только в ушах по-прежнему противно звенело. Ведя пленённую Нурингию в поводу, к нам приблизился наш доблестный священник. Остановившись напротив, он довольно улыбнулся и, сняв с головы свою шапочку, поскребыхал всей пятерней вспотевшую лысину.

 -Ну, Вы отец Клементий и молоток! - выдал я комплимент и, в свою очередь, улыбнулся. Челюсть преподобного Клементия с тихим скрипом отвалилась вниз. Но спрашивать, что означает сия фраза, он почему-то не решился.