Устроившись на подушке, я разглядывала помещение с обилием углов.

Первым вошел тонконосый Оливер. Он явно знал, что за ним наблюдают, потому что начал стягивать мантию, а потом и рубашку. Под последней оказался довольно-таки жилистый торс. Если бы не девичьи черты лица и паршивый характер, его можно было посчитать симпатичным.

Почти…

Вспомнился совсем другой теневик под прикрытием шали домоправительницы. Оливер Змею проигрывал. Сильно проигрывал.

Хлопнула дверь, в зал на проекции зашел Змей собственной персоной. Он ничего не стал снимать и даже ворот мантии не расстегнул. Пожал руку противнику.

– Итак, сегодня… – радостно начала вещать проекция Изабель.

Змей легко махнул рукой, словно хотел метнуть мяч в угол, откуда мы на него смотрели. Проекция зала моргнула и исчезла.

Изабель нахмурилась и тут же заверила:

– Мелкие помехи связи, не беспокойтесь, сейчас все наладим.

«Сейчас» длилось минуту, не больше. Когда снова появилась проекция зала, теперь уже под другим углом, Оливер, ругаясь как портовой грузчик, пытался выбраться из сети, сплетенной из тьмы. Змей смотрел на него, скрестив руки на груди. Ни один волос не выбился из его хвоста, теневик выглядел так, словно это не он запаковал Оливера, а только что вошел и обнаружил бранящееся недоразумение на полу.

– Весьма красочная победа за Стейном… – Изабель оборвал очередной взмах руки Змея, проекция зала опять пропала. – Небольшие технические сложности, – просияла брюнетка, исчезая.

«Технические сложности» преследовали Изабель и на следующих поединках. Змей насмешливо наблюдал за тем, как появляются его противники, как они пытаются красоваться перед невидимыми зрителями. Пытаются, потому что не знают, из какой части за ними наблюдают. А потом он вырубал шпионское око и противника.

Но Изабель включала новое. Было ощущение, что она напичкала все углы зала замаскированным артефактами.

В итоге мы увидели Чарли, придавленного к стене своим же заклинанием пресса, которым обездвиживают крупную нежить. Похоже, Змей просто отшвырнул то, что прилетело, обратно.

А чуть позже – любителя кашлять. Его Стейн выволакивал на плече из зала, костеря на чем свет стоит. Оно и понятно: запутаться в плетении собственной сети и повредить ногу – это надо суметь!

Погасив проекции, я посмотрела за моргавшую на поверхности линзы картинку и нажала.

– Как подарок? – заулыбалась сестричка.

Я повернула линзу, чтобы было видно Беллу, подергивающую во сне лапами.

– Ой, она еще и двигается! – обрадовалась Ненси.

– И тявкает. Твоя игрушка оказалась живой.

– Живой? – Сестра взлохматила пальцами идеально выпрямленные светло-рыжие пряди. – Прямо настоящий энфилд?

– Ага.

– Я тоже хочу.

– Не отдам.

Сегодня хочет, завтра в шкаф. С лисичкой так нельзя.

– Вредина! – надула губы сестра.

Какая есть.

– Я тут поспрашивала маму о тех, у кого было такое проклятие, как у тебя, – сменила тему мелкая.

– И она тебе ответила? – Странно. Мама у нас избегает любых «сложных» вопросов. Все к отцу.

– А что там отвечать? Их всего четыре было. – Ненси поправила прическу. – Первая – которую того, прокляли. Потом ее внучка. Сестра прадеда и сестра папы. Все в домиках.

– Ты что-то путаешь. – Младшая сестра папы не могла быть в домике. Ей было девятнадцать, когда она утонула.

А проклятие проявляется через тридцать четыре дня после совершеннолетия. Наверное, поэтому я даже не вспомнила о той, в честь которой меня назвали.

Сестричка пожала плечами:

– Значит, домик ей подготовили заранее… Ну или мама не так меня поняла и просто перечислила всех, кто был вторым ребенком в семье наследника…

Это вполне в духе мамули!

– Я попробую посмотреть документы, – пообещала Ненси и со вздохом покосилась на Беллу.