Изменить размер шрифта - +
— Но от добра добра не ищут: твой Ямо абсолютно здоров, развивается в точном соответствии с аналитической моделью и обгоняет в развитии ординаров. Да если хочешь знать, Рамон и его сотрудники писают кипятком, видя результаты анализов.
 — Это — только одна сторона монеты, — опустив взгляд, еле слышно пробормотала моя собеседница. — Увы, есть и другая…
 — Это какая?
 Кейко закусила губу и затравленно посмотрела куда-то сквозь стену:
 — Мы — ровесницы. Обе поступили в военные училища, обе выбились в число лучших курсантов и обе попали в первую очередь Проекта. Дальше наши пути разошлись: ты прошла весь комплекс изменений и стала Демоном, научилась управлять «Беркутом» и уничтожать Циклопов. Мне повезло чуть меньше: вместо кресла пилота истребителя я попала в Отсев и… превратилась в лабораторную крысу.
 — Кейко…
 Арагаки жестом попросила меня не перебивать, смяла пальцами пластиковый подлокотник стула и продолжила:
 — Я прекрасно понимаю, что тот материал, которые Рамон и его подчиненные получили в результате проводимых со мной экспериментов, позволил отработать методику проведения операций, последовательность воздействий на организм и сознание будущих Демонов. И уже спас жизни и психику сотням, если не тысячам, людей. Да, понимаю. Но все равно не могу относиться к своему существованию в этих стенах как к работе.
 Демоница собралась с мыслями и обреченно посмотрела на меня:
 — Я… балансирую на грани нервного срыва… из-за Ямо: я вижу его по три-четыре часа в сутки, в основном тогда, когда сюда прилетает кто-нибудь из вас. А остальное время он проводит в лабораториях… То, от чего писает Рамон, получается в результате каких-то анализов, испытаний и тестов, которые проводятся на МОЕМ РЕБЕНКЕ! Стоит мне представить, что они выкачивают из него кровь, делают пункции или еще какую-нибудь гадость, как меня… тянет убивать. Я… боюсь, Ира! Боюсь, что в какой-то момент, решив, что его ждет то же будущее, что и меня, сойду с ума.
 Боль, плеснувшая из глаз Арагаки, резанула по душе, как клинок десантного ножа. И я мигом оказалась на ногах:
 — Поняла. Поговорю с Рамоном. Прямо сейчас!
 Вылетев в коридор, я активировала бэкашку и, еле дождавшись соединения, зашипела, как готовая к атаке змея:
 — Рамон?
 — Доброго времени суток, Ира!
 — Мне надо с тобой поговорить! Немедленно!
 — Я тебя слушаю!
 — Лично!!!
 Полковник промычал что-то невразумительное и… согласился:
 — Хорошо. Прилетай. Я у себя…
 — Я уже на Комплексе. Сейчас прибегу.
 — Опять? — удивился Родригес. — Ладно, жду.
 Рамон выглядел неважно: красные, воспаленные глаза, ввалившиеся щеки, землистого цвета кожа, нечесаные волосы, измятый до безобразия китель. Даже его руки, летающие над виртуальной клавиатурой, казались пергаментно-белыми и… какими-то старыми, что ли? Однако на меня вид а-ля Забродин подействовал как красная тряпка — на быка:
 — Что, вивисекторы, никак не успокоитесь?
 Полковник вытаращил глаза и по-девичьи захлопал ресницами:
 — Н-не понял?
 Пришлось объяснить. Подробно-подробно. Перемежая свою речь «лирическими» отступлениями и, как выражается Шварц, «отглагольными прилагательными сексуального характера».
 Родригес слушал молча. Не отводя взгляда от моих глаз. А когда я начала повторяться, с сарказмом поинтересовался:
 — Орлова! Ты хоть раз слышала от меня советы по технике использования защитных полей, скажем, во время работы в ордере «Карусель»? А ЦУ по поводу техники парного пилотажа получала? Нет? Тогда какого черта ты лезешь в то, чего не понимаешь? Все те Демоницы, которых ты пытаешься защитить, пошли на эксперимент абсолютно добровольно! Заранее зная, что и их, и их детей будут мониторить круглые сутки!
 — Да, но…
 — Никаких «но»! — В голосе полковника зазвучал металл.
Быстрый переход