|
Для того чтобы сообщить зрителям о готовности команд, подключенных к «Альтернативе». В общем, их третий шаг к двери оказался последним — сконфуженные девчонки врубили «экстренное торможение» и изобразили на лицах ослепительные улыбки. Правда, логику последнего поступка я не понял: ни один из ботов, порхающих по студии, не успел среагировать на их рывок. А значит, зрители таращились на улетающие к стене пустые кресла. Несмотря на то что этот рывок не был прописан в сценарии, Дэн Гиллеспи не растерялся: заблокировал поворот ботов, стремящихся поймать в фокус пропавшие из него объекты, и дал в эфир ролик-подводку. В предрассветных сумерках квадрат двести шесть[36] выглядел на редкость мирно: темно-серые дома с пятнами бликов-«окон» — освещенные прожекторами «Беркуты». Спящие «улицы» — проходы между ними и элеваторами артскладов. Россыпь звезд над головой. И… розовеющие под лучами восходящего солнца горы, невесть откуда взявшиеся на западе от космодрома. Звуковой и ароматический ряд картинки был ничуть не хуже: Шелест легкого ветерка, колышущего несколько травинок, прихотью режиссера пробившихся между стыками плит. Теньканье какой-то пичужки, радующейся наступающему дню. Запах свежей выпечки, тянущийся от «Гнутой Подковы» Толстого Тэда. Картинка выглядела потрясающе. И ею можно было бы любоваться целую вечность. Если бы не комментарии Шварца в ОКМ: — Птицы на космодроме — это круто! Не видел ни разу! А выросшие за ночь горы — так вообще улет. — Смотри, что будет дальше! — тут же отозвалась Вильямс. — Сейчас из казармы выйдет Вик. В плавках и с полотенцем через плечо. И неторопливо пойдет к озеру. Плавать… Изображение скользнуло к казарме, и перед зрителями возникло окно (!), которого в ней не могло быть по определению. А за ним — мое лицо! Невесть чему улыбающееся во сне! — К какому, на фиг, озеру? — поинтересовалась Линда. — Бельер? Так до него километров сто шестьдесят! — Сто пятьдесят два, — уточнил Вольф. И ехидненько так добавил: — Но для Большого Демона, всю ночь видевшего сны о водной толще, пронизанной лучами солнца, это фигня! Видите, как он улыбается? — Не знаю, о чем там мечтает Вик, а вы — явно о марш-броске в полной выкладке километров на пятьдесят! — вступилась за меня Иришка. — Чего ходить вокруг да около? Скажите прямо: так, мол, и так, Викки, мы жутко устали летать и хотим побегать по окрестностям космодрома. Пошли нас, пожалуйста, куда подальше. А если стесняетесь — шепните мне: я его как-нибудь уговорю. — Знаем мы это «как-нибудь»! — захихикала Элен. — После твоих «уговоров» нам придется обогнуть Лагос по экватору. И скорее всего не один раз. Кстати, Мама Ира, а где это ты там шарахаешься? Почему Вик спит один? Ответить на этот вопрос Тень не успела: нарисованную режиссером идиллию разорвал рев баззеров боевой тревоги. Яркая вспышка в ночном небе, отразившаяся в оконном стекле (!), — и космодром преобразился: в домах-«Беркутах» возникли черные провалы люков, с элеваторов артавтоматов слетели защитные кожухи, а из дверей казармы вылетели размазывающиеся от скорости силуэты Демонов. Хриплое (!) дыхание бегущих, отрывистые команды, отданные вслух (!), взвизги (!) сервоприводов, щелчки фиксаторов пилотских кресел… Несколько мгновений жуткого бедлама — и камера сместилась далеко за границу космодрома. Чтобы показать зрителям «звездопад наоборот»: искорки «Беркутов», возносящиеся в черную бездну неба… — Хочу окно! Со стеклом, резными ставнями и наличниками, — заныла Вильямс. |
