Алёна Алексина. Ход пешкойИгра со Зверем - 1
Автор выражает глубокую благодарность Ольге Фост за деликатные замечания и ценные советы, а также Брутальной Старушке за безжалостную критику и увесистые подзатыльники.
Если можешь — беги, рассекая круги. Только чувствуй себя обреченной. Стоит солнцу зайти, вот и я Стану вмиг фиолетово-черным.
«Пикник»
Пролог
Хлопнула дверь. Высокий мужчина вошел в залитый солнцем покой. С его появлением в комнате сразу стало тяжелее дышать, а свет как будто померк. Широкоплечий, голубоглазый, красивый. Но во взгляде — мертвая застывшая жуть… Ни любви, ни обиды, ни ярости. Пустота. Страшная, непривычная. — Торжествуешь? — спросил мужчина. Женщина, стоявшая у окна, смотрела на него с болью. — Нет, — ответила она, и голос был тверд. — Но я довольна. За спиной вошедшего застыл худенький мальчик. Очень на него похожий. С таким же безжизненным взором. Он равнодушно глядел на взрослых и молчал. — Вы заслужили. Все заслужили, — сказала женщина, тщетно борясь с рвущимся из груди рыданием. Она отомстила. Но месть не принесла облегчения и радости, потому что не притупила боль потери и не умерила горечь предательства. По щекам текли и текли медленные тяжелые слезы. Но мужчина, словно не замечал страданий собеседницы. Посмотрел безо всякого интереса и уточнил: — А о последствиях ты подумала? Ему не было её жаль. Черные глаза женщины наполнились запоздалым пониманием. В них еще дрожала влага, но сейчас обиду и боль вытеснил медленно наползающий ужас. — О последствиях? — спросила она сиплым голосом, и прижала руку к горлу, словно испытала приступ удушья. — Да. Вот, например, мой сын, — он кивнул на безучастно стоящего в стороне ребенка. — Тоже заслужил твой гнев? Собеседница отшатнулась, хватая ртом воздух. Кажется, только теперь начала понимать, что сотворила и испугалась. Хорошо. Мужчина подошел вплотную и заглянул в наполненные болью глаза. — Я любил тебя… Ответом ему были только горькая улыбка и отрицательное покачивание головы: — Нет, — тонкие пальцы нежно убрали с высокого мужского лба прядь светлых волос. — Ты не умеешь любить. — Теперь да, — последовал согласный ответ. — Не умею. Я теперь не умею ни любить, ни сожалеть, ни раскаиваться. А ты? Холодные голубые глаза смотрели в душу. Женщина почувствовала, как по лицу снова ползут обжигающие слезы обиды и разочарования. Она умела сожалеть. И бояться. И раскаиваться. И все еще умела любить. Взгляд метнулся к ребенку. — Я все исправлю… — прошептала она, глядя в безжизненные детские глаза. — Мальчик мой, я все исправлю! — Нет, — голос мужчины оборвал сбивчатые обещания. — Уже не исправишь. Ты все отдала во имя своей мести и теперь пуста. Исправить не удастся. Поэтому смотри. Он дернул её к себе и развернул, заставляя вглядываться в застывшее, словно маска, детское лицо. — Смотри. Она закрыла глаза и прошептала: — Ненавижу тебя… За то, что ты сделал со мной… с нами. — Увы. Я бы и рад ответить взаимностью. Но не могу. Мужчина развернулся к сыну, безо всякой ласки подтолкнул его к дверям и вышел следом. Женщина осталась одна. Впрочем, нет. Не одна. С вихрем противоречивых чувств, бушевавших в груди. |
