Шадиман откинулся на мутаку. Чубукчи охнул и вытаращил глаза на старика. Князь долго молчал…

– Ты… крепко знаешь?

– Про царя, светлый князь? Как осмелился бы иначе знать? Ведь чапар хана с этим вьюком как ошпаренный петух прилетел. Сам побоялся дальше в Тбилиси лететь, – говорят, саакадзевцы стрелой на лету даже орлов сбивают, не только летучих мышей.

Шадиман досадливо покусывал губы: презренному кма следовало бы раскаленными щипцами язык пригладить, но, по древнему обычаю, жизнь гонца неприкосновенна. И он резко спросил:

– Почему же управляющий с такой важной вестью мсахури Махара не прислал?

– Мсахури, светлый князь, жизнью дорожат, зачем им рисковать? А кма что? Если рая избежать, думаем, – на том свете не намного хуже, чем здесь.

Хмурясь, Шадиман размышлял; «Следовало бы тебя, презренный кма, хоть плеткой исполосовать, чтобы не философствовал. Это, пожалуй, для гонца допустимо, да не время».

– Значит, обратно тоже посреди дороги поедешь?

– Непременно так, светлый князь, если позволишь на ишака сесть. Завтра на рассвете должен выехать, иначе посланец улетит в Телави. И если повелишь ответ повезти, не должен опоздать.

– А если опоздаешь, сам в Телави отправишься.

– Как можно, светлый князь, там у меня сына нет.

– Зато дочь замужем.

– Какая дочь? Совсем не имею.

– Ничего, для саакадзевцев будешь иметь.

– На такое дело лучше, чем мсахури, не найти.

– Оказалось, лучше, чем кма, не найти.

– Разве, светлый князь, в такой одежде к хану допустят? А если через слуг передать, на другой день царь Теймураз в два раза больше узнает.

– Значит, в одежде дело?

– Непременно в одежде. Если мсахурскую чоху купить – шарвари нужны, а если шарвари надену – как в чувяках останусь? А если цаги купить – папаху тоже сменить надо. А если все купить – как на ишаке в Телави въеду? Выходит, на коня должен сесть. В духан тоже даром не пускают… А потом… знает ли хан, что кма тоже кушает?

Шадиман невольно рассмеялся. Открыв нишу, он достал тугой кисет и бросил старику, который судорожно подхватил его и проворно спрятал за пазуху. Чубукчи рванулся вперед и, чуть не плача, вскрикнул:

– Светлый князь! В этом кисете два тумана и тридцать марчили!

– Пустое, мне Сакум, хотя он и не мой кма, дороже обошелся. Бери, кма, ишака тебе тоже дарю… Прикажи, чубукчи, прислужникам накормить его! Слышал – кма тоже едят…

Шадиман вновь рассмеялся, прошелся по комнате и мысленно попросил Саакадзе поздравить его. "Я сегодня, друг, новость узнал: оказывается, кма умеют не только кушать, но богатеть за счет князя. Поэтому решил избегать тебя, Георгий: ибо еще пять лет спора, и я начну советоваться о делах царства только с кма… Остановившись, Шадиман повелительно сказал:

– Завтра повезешь послание Исмаил-хану!

– Светлый князь, пусть святой Иоанн тебе столько золота пошлет, сколько в Марабде камней на горе! Раньше жизнью дорожил – как дятел кальяном, а теперь, когда по твоей доброте разбогател, тоже хочу живым немного повеселиться… На словах все скажи… Сюда ехал, тоже бумагу не взял, хотя и голым был, негде было искать, а теперь, увидят в чохе, наизнанку, как мешок с мукой, вывернут.

– В седельце зашьешь, не догадаются.

– Непременно, светлый князь, догадаются. Черт подскажет, любит с человеком немного повеселиться. Лучше в руке понесу, не так заметно.

– Весь путь в руке?

– Не беспокойся, светлый князь, не запачкаю, в лаваш заверну.