На ходу застегивая куладжу, Саакадзе спешил вниз. Только важное событие могло вынудить Кайхосро оставить замок Мухрани. Но дедовский обычай требовал не оглушать гостя нетерпеливым вопросом: «Что случилось?!»

По этой причине, выполняя приказание Русудан, слуги в один миг подняли из подвалов сундуки. И пока Кайхосро в комнате для почетных гостей смывал над серебряным тазом дорожную пыль и надевал перед индусским зеркалом свежую шелковую рубашку, в дарбази были разостланы ковры, Автандил сам развесил оружие, а на столе уже сверкали чаши и кувшины.

За праздничной едой вся «Дружина барсов» шумно выражала искреннюю радость встречи с любимым Кай-хосро Мухран-батони.

И лишь после краткого отдыха Кайхосро и Георгий, сопровождаемые «барсами», поднялись наверх. Едва Эрасти прикрыл дверь, Кайхосро торопливо выговорил:

– Дорогой Георгий, будь готов к самому худшему: Зураб Эристави в Метехи…

На мгновенье ностевцы онемели, и слышно стало, как где-то вдали чабан играл на рожке веселый турецкий напев.

Подойдя к столу, Саакадзе взял послание католикосу и разорвал на четыре части:

– Не думаешь ли ты, любезный моему сердцу Кайхосро, что шакал, присоединив войско Хосро-мирзы к своим арагвским дружинам, пойдет на нас?

– Это могло бы уже случиться, если бы я, как только выслушал о вероломстве шакала, не предпринял две вылазки и не угостил арагвинцев так, что они, оставив на долинах Мухрани сорок убитыми и сто семьдесят ранеными, бежали от меня без оглядки. Я приказал вокруг стоянок арагвинцев вырыть волчьи ямы, и там, где башибузуки, почти у порога наших владений, нагло разжигали костры и жарили джейранов на вертелах, теперь непроходимые завалы из камней, бревен и колючего кустарника. Раненых я пленил, вылечил и послал в подарок: сто двадцать Левану Дадиани, – владетель Самегрело любитель подобных шуток, а пятьдесят не замедлил отправить гурийскому князю. Этот подарок даст возможность отвергнутому жениху позлорадствовать над соперником.

– Как, гуриец покушался на дочь Теймураза Нестан-Дареджан?!

– Нет, мой Дато, покушался Зураб на дочь Шадимана, прекрасную Магдану.

– Магдану?! – Даутбек хотел еще что-то сказать, но волнение, словно железными прутьями, сжало его горло.

Кайхосро счел нужным подробно передать все слышанное им от Магданы.

Создавшееся положение обсуждали долго. И то, в чем Саакадзе колебался еще сегодня утром, сейчас требовало неотложных действий. Он оповестил друзей о своем замысле:

– Другого исхода нет, друзья мои… Без согласия церкови Зураб Эристави не осмелился бы даже подумать о расторжении брака с дочерью царя Теймураза. Выходит, и он и церковь разуверились в возвращении кахетинца на престол и потому склоняются признать Симона Второго царем Картли и распахнуть перед ним двери Мцхетского собора, а Зураба Эристави венчать на престол горских племен. Коварные решения – гибель для Картли! Неужели допустим?

– Но если церковь заодно с шакалами, чем объяснить заточение Дионисия и бегство Трифилия?

– Хитростью, мой Дато. Перед князьями хитрят: вот, смотрите, как мы, отцы церкови, стеснены персами! Во имя спасения божьего дома мы вынуждены идти на уступки!

– Только одно думаю, Георгий, не оказались бы турки в полтора раза хуже персов!

– Я намерен просить у султана только войско, янычар, но без полководцев, – их я сам назначу. Впрочем, на такое решусь, если Мухран-батони и Ксанские Эристави согласятся. И еще: если съезд азнауров утвердит мой замысел.

– О Мухран-батони могу сказать: привыкли всецело полагаться на Моурави. Если меня лично спросишь, отвечу: поступил бы так же, как и ты… Когда на тебя несется смерч, не приходится выбирать, куда лучше отскочить.