д.” – праздничные дни. Это значит, что паром этот ходит только тринадцатого мая, четвертого июля и...
– Вы ошибаетесь, – спокойно отозвался глухой. – Буквы “Пр.д.” стоят у того парома, который отходит в четверть восьмого. А рядом с тем, что отходит в шесть ноль пять, никаких пометок нет. Я это расписание, Рейф, вызубрил уже наизусть.
Рейф снова сверился с расписанием.
– О, да, – смущенно пробормотал он. – Все верно. Так куда же он провалился, черт побери?
– Придет, придет, – заверил его глухой.
– А который час?
– Четыре минуты седьмого.
– Пока нет никаких сообщений, – сказал он. – Они даже не представляют себе, что на них обрушилось. – Он помолчал. – Я считаю, что наша операция удалась.
– А что, если нет? – спросил Папаша.
– О чем это ты?
– Что тогда нам делать? Ну, если они засыпались.
– Об этом тут же скажут по радио. Весь народ сейчас только того и ждет, чтобы ему объяснили, что творится в городе. Такую информацию они постараются сразу же сообщить. Ну, а тогда мы тут же смоемся.
– А что, если они сообщат полицейским, где мы находимся?
– Они не засыплются, – сказал Чак.
– Ну а вдруг... Да еще расскажут о нас, что тогда?
– Они этого не сделают.
– А ты уверен?
– Перестань каркать, – окрысился Чак. Потом он помолчал немного и уже более спокойным тоном продолжал: – Нет, такого они не сделают.
Он был зауряднейшим полицейским, который заступил на смену в три сорок пять дня и будет сменен другим таким же полицейским в одиннадцать сорок пять вечера, и он вовсе не ожидал каких-нибудь чрезвычайных событий вот здесь вот, у пристани паромной переправы, соединяющей Айсолу с другим сонным и спокойным районом города, который назывался Маджестой. Так, подбоченясь и запрокинув голову, он простоял еще немного, разглядывая небо, а потом неторопливой походкой двинулся по направлению к грузовичку с мороженым.
– Спокойно, – шепнул глухой.
– Он идет прямо к нам!
– Спокойно!
– Приветик, – сказал патрульный полицейский.
– Привет, – самым любезным тоном отозвался глухой.
– Дайте-ка попробовать этого вашего мороженого с орехами, – сказал патрульный.
И вот сейчас, весь покрытый потом и копотью, озаряемый отблесками пожара, под несмолкаемый аккомпанемент сирен скорой помощи, он пытался пробраться к телефонной будке. Ему просто необходимо было сделать один звонок и узнать то, что, помимо всего прочего, не давало ему покоя весь день.
Эрнандес молча сопровождал его и остановился, поджидая шефа, когда тот вошел в телефонную будку и принялся набирать нужный номер.
– Больница Роудс, – отозвалась трубка напряженным голосом.
– Говорит лейтенант Бернс. Что там с Кареллой?
– С Кареллой, сэр?
– Да, с детективом Кареллой. С тем полицейским, который был доставлен к вам с огнестрельной...
– Ах, понятно, сэр. Прошу прощения, сэр. У нас сейчас тут такой наплыв. Пациенты прибывают поминутно... это из-за пожара, вы наверняка в курсе дел. Одну минуточку, сэр.
Бернс терпеливо ждал.
– Сэр, вы слушаете? – проговорил женский голос.
– Да.
– Похоже на то, что он преодолел кризис. Температура явно падает, и сейчас он спокойно отдыхает. Сэр, я вынуждена просить прощения, но дело в том, что коммутатор у нас. |