— Подумайте только, — возмущалась баронесса, — этот сосуд достоин того, чтобы им восхищались посетители в лучших музеях мира, а какая-то бабка продает в нем простоквашу! Я уж хотела схватить его и побежать, а там уж будь что будет, но потом подумала, что это получится за картина — заморская гостья, к тому же бакалавр исторических наук, бежит по базару с ворованной посудиной, а следом за ней с визгом и улюлюканьем гонится толпа… Ужас! Но, с другой стороны, наука требует жертв.

— Одну минуточку. — Рыжий встал из-за стола, вышел в сени, снял с полки глиняный горшок, выплеснул содержимое в помойную лохань и торжественно внес в гостиную. — Госпожа баронесса, не такую ли самую посудину вы видели на базаре?

— Такую, именно такую! — возбужденно вскочила баронесса. — Или нет, эта даже еще лучше!

— В таком случае она ваша! — Рыжий широким жестом придвинул горшок к баронессе. Та приняла его трепетно, будто дубликат бесценного груза, но, внимательно разглядев, вернула хозяину:

— Нет-нет, я не могу взять от вас столь ценную… что я говорю — бесценную историческую реликвию.

— Ну хорошо, — усмехнулся Рыжий, — пускай это будет аванс за участие в экспедиции, о которой Василий Николаич, как я понимаю, вас уже вкратце проинформировал. — Баронесса, а следом за нею Чаликова и Селезень закивали.

— А когда вы благополучно вернетесь, я вручу вам, дорогая баронесса… Или нет, пускай это пока останется маленьким сюрпризом.

Баронесса Хелен фон Ачкасофф была умной образованной женщиной, к тому же не лишенной кокетства. А потому вставал законный вопрос — почему она не замужем? Ведь баронесса, в конце концов, была если и не красавица, то уж, по крайней мере, весьма интересная женщина. Вопрос этот нередко всплывал в богемных кругах Кислоярска, и некоторые джентльмены даже изучали его лично.

Но какого-либо вразумительного ответа никто дать не мог. И сия тайна так и продолжала оставаться тайной, потому что Василию Дубову за нее браться было недосуг, а осилить ее мог лишь человек незаурядный.

Хотя в Кислоярске был некто, знавший правду, но молчавший в силу своей профессии. Это был небезызвестный в городе доктор Владлен Серапионыч. Дело в том, что баронесса однажды даже обращалась к нему, но на этот раз медицина оказалась бессильна. А проблема состояла вот в чем. Обычно баронесса знакомилась с мужчинами на профессиональной стезе. То есть с коллегами — работниками музеев и архивов. Что, собственно, не удивительно. Нередко завязывался весьма бурный роман, кончавшийся внезапно и ничем. Баронесса круто и бесповоротно рвала всякие отношения со своим кавалером. И, что самое странное, без каких-либо видимых причин. А собственно причина была проста и банальна: госпожа Хелена, не удержавшись от искушения, «слямзивала» какую-нибудь безделушку, имевшую (с ее точки зрения) научную ценность. И после этого ей было элементарно стыдно появляться на глаза своему кавалеру.

Доктор Серапионыч, конечно, хотел помочь несчастной женщине, но его методы были уж чересчур кардинальны. Хотя, надо признать, действенны. Так вот, доктор рекомендовал баронессе вернуть все «слямзенное». Конечно, это было жестоко с его стороны, и, возможно, надо было начинать как-то понемногу и по частям. Но он требовал все сразу — иначе излечение не будет полным и бесповоротным. Нет, мадам Хелена на такое решиться не могла. Это было выше ее сил. Да и квартира ее в таком случае опустела бы. Да, да! Опустела бы полностью. Ибо мебель ей заменяли исторические предметы. Так, например, кроватью служил саркофаг какого-то фараона (сама мумия стояла в прихожей в качестве вешалки). Столом — походный сундук Кутузова. А стулом — барабан, на котором сидел Наполеон при Бородинском сражении.