— Ну и дела, — присвистнул Пал Палыч, — никогда я не доверял Длиннорукому, но чтобы он в заговоре состоял — это уж чересчур!..

Пал Палыч продолжил чтение:

«Во время народного гуляния по случаю победы нашей славной дружины беспорядков не имело места быть, но некие мелкие воры, воспользовавшись скоплением народа, произвели ряд покраж из карманов и сумок, и число их вдвое превосходит обычное».

— Совсем охамели эти ворюги, — покачал головой глава приказа. — Даже в такой день…

И Пал Палыч перешел к отчету о бытовых происшествиях — пьянках, мелких драках и обсчете покупателей на рынке. Жизнь Царь-Города постепенно входила в свое обычное русло.

Со стороны аллеи, ведущей к терему от большой дороги, донеслось приглушенное цоканье копыт.

— Ну, кого там еще черти принесли? — покачал головой майор, первым услышавший эти звуки.

На лужайку въехала серебряная карета, запряженная тройкой белых коней. Едва экипаж остановился, возница соскочил со своего места, распахнул дверь, и из кареты вышел собственной персоной царь Дормидонт. Все, кто находился на лужайке или на веранде, склонились в почтительном поклоне, если не считать Змея Горыныча, который мирно дремал под березками и был почти неразличим в сгустившихся сумерках.

— О, да тут все, понимаешь, в сборе! — поприветствовал царь присутствующих. — И ты, боярин Владлен, здесь! А, Рыжий, и ты тут? Да ладно, не боись, я нынче в духе. — Царь двинулся к веранде. — Ага, да вы тут чаи гоняете. Налей-ка и мне, эскулап. Токмо без той гадости, что ты давеча подбавил Длиннорукому.

— Да что вы, Государь! — дежурно запротестовал Серапионыч, наливая Дормидонту чашку, но тот махнул рукой:

— Ничего, боярин Владлен, не отпирайся. Не виноват же ты, что от твоего снадобья из князя вся его суть истинная поперла. Оказалось-таки, что он в заговоре, понимаешь, состоит. Ну, ужо я ему покажу, башку отрублю, как пить дать! — Царь с удовольствием отхлебнул чаю. — Эх, чудная погодка. Было бы посветлее, так в лапту, понимаешь, сыграли бы…

— Какими судьбами, батюшка? — осторожно спросила Танюшка, присаживаясь за стол.

— Да в городе совсем заморочили, — вздохнул Дормидонт. — Едва только пришла весть о нашей победе, как наши бояре ко мне заявились — мол, поздравляем тебя, царь-батюшка, и все такое. А сами готовы были меня со всеми потрохами Григорию сдать. И так мне, понимаешь, противно стало, что решил я на все плюнуть да и отъехать в свой терем. — Дормидонт резко повернулся к дочке: — Ну, Танюшка, довольно я наслышан от воеводничьего гонца о твоих доблестях с покойным боярином Андреем…

— Да что ты, батюшка, — смутилась царевна.

— Мы выполняли свой долг, — скромно заметил «покойный боярин Андрей».

— Ну ладно, дочка, я с тебя снимаю высылку из столицы, — продолжал царь. — Проси у меня все, чего хочешь!

— Только в разумных финансовых пределах, — поспешно добавил Рыжий.

— Тятенька, позволь мне выйти за Рыжего! — выпалила Танюшка.

— Тьфу, заладила! — топнул ногой Дормидонт. И вдруг широко, по-доброму, улыбнулся: — Ну да ладно уж, ради такого случая — согласен!

— Правда, батюшка?! — Не веря своему счастью, царевна бросилась на шею к Дормидонту.

— Многая лета жениху и невесте!!! — громогласно заревел майор Селезень.