Впереди самое худшее. В конце концов, самая большая ирония ситуации состоит в том, что, если "снять перчатки", Макс Прим становится Крэйгом Осборном и Крэйг Осборн Максом Примом.
Да… Женевьева глубоко вздохнула и начала одеваться.
Глава 15
Она спускалась по главной лестнице вниз, опираясь на руку Прима, будто во сне. Он весело кивнул офицеру, пропустившему их. Женевьева вдруг громко рассмеялась, и он удивленно обернулся, крепче сжав ее руку.
— С вами все в порядке?
— Лучше и быть не может.
— Прекрасно. — Они пересекли прихожую и остановились у двери. — Теперь приготовьтесь войти в зал и улыбайтесь, все время улыбайтесь. Люди ждут от вас этого.
Дежурный открыл перед ними дверь, и они вошли в зал. В этот момент оркестр замолчал; вокруг раздавались смех и громкие голоса, царила атмосфера благополучия, красивые женщины и мужчины в мундирах отражались в громадных зеркалах.
Гортензия сидела на одном из золотых кресел в противоположном конце зала, над ней почтительно склонился полковник артиллерии. Она, видимо, смеялась над тем, что он только что рассказал ей, и в этот момент встретилась глазами с Женевьевой. Возникла пауза — лишь на мгновение, потом она улыбнулась и перевела взгляд на своего полковника.
— Можно я поговорю с тетей? — спросила Женевьева.
— Конечно. В конце концов, будет лучше, если она узнает о раскладе в игре. Уверен, вы не станете отрицать, что она знает разницу между Анн-Мари и Женевьевой.
Женевьева, не торопясь, прошла по залу сквозь толпу. Когда она подошла, Гортензия улыбнулась и подставила ей щеку для поцелуя:
— Наслаждаешься, cherie?
— Еще как. — Женевьева присела на подлокотник ее кресла.
Гортензия протянула пустой бокал полковнику:
— Еще один мартини, пожалуйста, и пусть они сделают его чуть посуше. — Полковник послушно щелкнул каблуками и удалился. Гортензия взяла сигарету из портсигара племянницы и, когда та поднесла ей зажигалку, как бы невзначай бросила: — Что-то сорвалось. Я вижу это по твоим глазам. Что случилось?
— Прим появился не вовремя. Он все знает. Гортензия весело улыбнулась, помахав рукой кому-то на другой стороне зала.
— Что ты не Анн-Мари?
Женевьева увидела полковника, возвращающегося назад с бокалом в каждой руке. Она тихо ответила с улыбкой на лице:
— Я была направлена сюда Мунро, чтобы меня предали. Это цель спектакля. Я только что узнала об этом от Прима. Грязное дело с самого начала. Между прочим, Рене мертв.
Это известие мгновенно стерло улыбку с лица Гортензии. Женевьева взяла ее за руку:
— Держись, любовь моя, держись стойко. Эта ночь будет очень, очень длинной.
Полковник уже стоял рядом с ними, галантно протягивая Гортензии ее бокал. Женевьева погладила тетушку по щеке.
— Теперь возьми себя в руки, — сказала она ей, смеясь, и отвернулась.
Женевьева автоматически взяла бокал шампанского с подноса, который нес проходивший мимо официант, но его мгновенно выхватили у нее из рук.
— Нет, нет, Женевьева, — сказал Прим. — Ясная голова — вот что вам нужно сегодня вечером.
Она даже не обернулась, просто взглянула на него в зеркало. Он выглядел очень спокойным, как всегда, безупречно ухоженный, ордена сверкают, на шее Рыцарский крест. Он ждал ответа со спокойной, даже печальной улыбкой. Между ними снова возникла интимность, и это было совершенно ясно написано на лице.
— Стало быть, никаких послаблений? — спросила она.
Оркестр заиграл вальс, он наклонил голову, слегка поклонившись:
— Может быть, еще один тур?
— Почему бы и нет?
Они кружились в танце, он легко обнимал ее. |