Беленькие домики были построены уже в советское время.
Сумасшедший дом в народе называли Липками. Попасть в Липки считалось величайшим несчастьем. Среди сорочинской ребятни младшего школьного возраста выражение «А не пора ли тебе в Липки?» считалось страшным ругательством. Всякого человека с явными отклонениями в поведении в народе называли «липарем».
– Вон липарь идет. – Дети тыкали пальцем в какого-нибудь бедолагу, разговаривавшего на ходу с самим собой, размахивавшего руками или улыбавшегося без причины. – Липарь, липарь!..
Вере доселе ни разу не доводилось бывать в этом таинственном месте. До нее доходили страшноватые рассказы о том, что в Липках больных лечат электрическим током, прикладывая к вискам электроды. Подвергаемый подобным мукам, страдалец при этом страшно кричит и дугой выгибает тело. Суть другой, тоже достаточно популярной истории состояла в том, что совершенно здорового старичка (старушку) злые родственники, претендовавшие на его (ее) жилье, законопачивали в дурдом, где его (ее) начинали колоть разной дрянью, и в конце концов старичок (старушка) действительно сходил(-ла) с ума и начинал разговаривать по-птичьи.
И вот теперь Вера сама получила возможность побывать здесь.
Но, главное, почему? Почему ее везут в дом скорби?! На каком основании?!
– Что я такого сделала?! – завопила Вера.
Молодцы в белых халатах безразлично молчали. Они сделали свою часть работы и теперь пребывали в отключке.
– Она еще спрашивает! – услышала Вера.
Голос исходил от секретарши, повернувшейся к форточке, разделявшей кабину и салон автобуса.
– Ну, говори, дура! – Вера подалась вперед, но ангелоподобные санитары тут же перехватили ее и плотно прижали к пыльному дерматину сиденья.
– Сейчас мы узнаем, кто из нас бóльшая дура, – превозмогая испуг, язвительно промолвила секретарша.
Тем временем машина сквозь открытые настежь ворота въехала на территорию больницы, сделала поворот и остановилась возле невысокого крыльца.
– Нам сюда, – в один голос проворковали «двое из ларца», подхватили Веру, выволокли ее на двор и повели к входу. Следом из микроавтобуса вылезла секретарша и на почтительном расстоянии засеменила следом.
Вся группа прошла то ли сени, то ли вестибюль и оказалась в небольшой чистенькой комнате, где Веру усадили на привинченный к полу табурет, санитары встали по бокам, а секретарша уселась на диванчик. Кроме табурета и диванчика, в комнате имелся белый столик, на котором стоял прибор для измерения давления и лежала толстая амбарная книга.
Дверь отворилась, в комнату впорхнул благообразный человек в возрасте «слегка за тридцать». Это был эдакий живчик с темной бородкой клинышком, аккуратными усиками, остроглазый и улыбчивый.
– Так-так, – весело произнес он, взмахом руки отпуская санитаров. – Это кого же привезли?
Вера взглянула на благообразного и сразу поняла: благообразный вряд ли ей поможет. Скорее наоборот.
– Вы сопровождающая? – обратился врач к секретарше.
– Да какая сопровождающая?! Она, – секретарша ткнула пальцем в Веру, – работает у нас в редакции… И сегодня, час или полтора назад, напала на Павла Борисовича.
– Кто это такой?
– Павел Борисович? – удивившись, переспросила секретарша. Видимо, она считала, что имя-отчество шефа должно быть известно всем и каждому. – Это наш главный редактор, господин Величко.
– Ага-ага. И как же она напала?
– Да очень просто! Набросилась на него и давай пихать в рот пирожные.
– В его рот?
– Ну да!
Доктор посмотрел на Веру:
– Как вас звать, уважаемая?
Вера назвалась. |