Эйдан тихо застонал. Хватка Габриэля усилилась, он прижал Эйдана к себе.

Тана с усилием поднялась на ноги. Гравий прилип к окровавленным коленям и ладоням. Белое платье испачкалось.

– Габриэль, – сказала она со всей твердостью, на которую была способна, отчаянно надеясь, что ее голос не будет дрожать. Она вспомнила, как надо говорить с дикими животными: не показывая, что боишься. – Габриэль! Отпусти его.

Вампир не шевельнулся, будто не заметил ее. Она схватила его за руку, ожидая, что он на нее кинется.

– Пожалуйста, отпусти Эйдана. Ты убьешь его!

Габриэль поднял голову. Его глаза все еще были закрыты, на клыках блестела кровь, он улыбался. Потом он открыл глаза, яркие, как факелы, и Тана в ужасе отшатнулась. Тело Эйдана безжизненно выскользнуло из его рук на землю.

Габриэль смотрел на нее с выражением, которое заставило ее спросить себя, не думает ли он о ее пылающих щеках, о том, с какой скоростью бешено бьющееся сердце гонит кровь по венам, о ее красных губах.

И тут она вспомнила слова, которые вампир произнес в доме Лэнса.

Будьте осторожны, ведь если со мной что-то случится… Тана, послушай: вы должны быть очень осторожны со мной.

Он не боялся, что с ним что-то случится. Он опасался, что может причинить вред кому-то другому.

– Не надо, – сказала она, отходя. Горлышко бутылки, которое она все еще сжимала в руке, казалось жалкой стекляшкой, не больше.

Габриэль вытер рот тыльной стороной ладони.

– Пойдем, Тана, ночь только началась, и твой друг очень устал. Мы должны соорудить ему постель… из роз, чепец из множества мимоз и кёртл из листьев мирта… – Голос вампира звучал странно, словно издалека. Тана наклонилась к Эйдану, грудь которого поднималась и опускалась, будто он действительно спал.

– Он… он будет жить?

– Нет, – ответил Габриэль. – У него нет шансов. Он хочет умереть, и умрет. Но не сегодня и не от моих рук.

– О, – сказала Тана. – Так с ним все в порядке?

В свете прожекторов кожа Габриэля выглядела почти белоснежной, а рот был испачкан красным, как бы он его ни вытирал. Она впервые видела вампира так близко, и ее поразило то, что теперь, без цепей, он был похож на тень обычного юноши, ее ровесника – высокий, босоногий, в джинсах и вывернутой наизнанку черной футболке, с растрепанными черными волосами. Но он был далеко не юношей.

И у его ног лежало безжизненное тело.

– Да. С ним все в порядке, – сказал он, протягивая ей руку, – но ты ранена.

Она посмотрела на себя, на грязное платье, окровавленные колени.

– У меня был не самый удачный день. Похмелье до сих пор не прошло, мои друзья мертвы, имбирный эль разбился… – к своему ужасу, она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

Габриэль наклонился, поднял Эйдана и закинул его на плечо.

– Тогда попробуем исправить твой день, – сказал Габриэль с неожиданной искренностью, которая заставила Тану улыбнуться.

Глава 8

Наши мертвые живы, пока мы их помним.

Иногда в новостях рассказывали о детях, которые случайно совершали ужасные вещи. Например, играли с заряженным ружьем и случайным выстрелом убивали брата, или баловались со спичками и поджигали дом.

Но дети были не виноваты.

То есть, на самом деле, виноваты, но об этом никто не говорил. Хотя кого же еще винить? Это ребенок не слушался, это он украл ключи и отпер замок, это он выпустил зло наружу.

То, что на самом деле случилось в подвале дома Таны, совсем не было похоже на ее счастливые сны, в которых они с матерью вместе играли и радовались.