Я была благодарна Кирстен за объяснения, хотя и не до конца ей верила.

Миша не могла оставить тему.

– Тогда почему же она меня пропустила? Должна быть причина, иначе все это не имеет никакого смысла.

– Некоторые вещи могут остановить сильное заклятие, – ответила Кирстен. – Контрзаклятие сможет это сделать. Но, без обид, я думаю, вы еще не доросли, чтобы накладывать заклятие на кого-либо. Молитвы святых…

– Подожди секунду, – сказала Миша. – А что, если монахини молились за меня каждый день? Потому что они молились. Монахини в моей новой школе.

– Возможно, – пробормотала Кирстен обнадеживающе. – Монахини часто молятся на розарии. Ну, на четках, среди бусин которых есть розы. Иногда у них есть несколько четок, благословленных папой, или, что бывает еще реже, четки, благословленные святыми. Есть ли шанс, что в твоей школе так и происходит?

Миша мгновение выглядела ошеломленной, а потом повернулась ко мне:

– Спроси эту штуку.

– Спрошу, – согласилась я. Затем посмотрела на свисающий розовый кварц и задала вопрос:

– Маятник. Вайолет пропустила Мишу, потому что монахини в Святом Патрике молятся за нее?

Снова вращение по часовой стрелке – быстро и однозначно.

– И они до сих пор молятся за нее? – уточнила я.

Маятник замедлился и начал вращение в обратную сторону, против часовой стрелки – Догадываюсь, это означает нет, – обернулась я на Кирстен в ожидании подтверждения.

Она кивнула.

– Ах они сучки! – зашипела Миша. – Почему они отлынивают от молитв из-за каких-то праздничных каникул?

– Возможно, сейчас не самое лучшее время называть монахинь сучками, – предположил Трей.

– Ну а где я могу достать розарий? Я должна начать молиться не позже… черт, мне нужно начинать сейчас же! – не унималась Миша.

– Ты ошиблась местом, – усмехнулась Кирстен.

Я переложила маятник в левую руку.

– Думаю, на сегодня достаточно. Это меня немного пугает. Нужно понять, как Вайолет оказалась способна все это вытворять и что нам сделать, чтобы уберечь Мишу. А на эти вопросы уже будет недостаточно однозначного ответа.

Кирстен оглядела нас и постучала пальцами по столу.

– У тебя нет с собой какой-нибудь ее вещички? – пробормотала она. – Стало бы куда проще, если бы у нас было что-то из ее вещей.

Трей нахмурился, глядя на меня:

– Не надо было выбрасывать тот чертов медальон в озеро Уайт Ридж.

Он был прав. Медальон был единственной вещью Вайолет, которую я когда-либо (пусть и недолго) держала в руках. Теперь он лежал на дне озера. Иронично: мы, вероятно, могли избежать драмы в зале суда и изгнания из родного города, если бы не пошли на такие крайности только ради того, чтобы Вайолет не смогла его заполучить его обратно.

– А как насчет ее фотографии? – спросил Генри с надеждой. – У меня есть в телефоне.

Кирстен потянулась к нему.

– Не идеально, но можно попробовать.

Генри листал фотографии, пока не нашел ту, на которой мы впятером позировали у дома Ричмондов на фоне красного «Приуса» Оливии в день ее шестнадцатилетия. Я забыла, что родители Оливии попросили нас попозировать в пижамах, чтобы Генри сделал снимок. Мы с Мишей погрузились в тихое размышление, разглядывая фотографию. Мы с ней выглядели так… молодо. Фото было сделано всего пару месяцев назад, но столько всего успело произойти с того утра, когда мои подруги уже были обречены, пусть и не знали об этом.