Даджа отложила свою вилку.

‑ А что насчёт Бэна? Он же в порядке, правда?

‑ Он герой, ‑ настойчиво заявила одна из подмастерий. ‑ Та каретная мастерская на Улице Всадника сгорела бы прошлой зимой…

‑ Шляпная лавка на Улице Стиффлэйс, ‑ вставил кто-то.

‑ Императорская Лапша, ‑ крикнула одна из учениц.

‑ Если можете говорить, значит можете работать, ‑ сказал Тэйрод.

Ученики и подмастерья встали из-за столов, чтобы умыться и немного размяться, прежде чем вернуться к своим обязанностям. За столом у Тэйрода осталась сидеть только Даджа. Его жена присоединилась к ним, принеся крепкие кружки, наполненные чаем с мёдом. Она была родом из Капчена, где чай пили так, как Даджа и ожидала. Нушэнья села рядом с мужем, оставив уборку со столов на служанок.

‑ Пусть я и старик с забитым сажей носом и омедневшим языком, ‑ сказал Тэйрод, ковыряясь во рту зубочисткой. ‑ Но говорят, будто кроме Бэна Ладрадуна ништо хорошего от этой семьи Кугиско не было.

Он покачал массивной головой:

‑ Я? Если б какой-нить пожар забрал мою радость, ‑ он накрыл ладонь жены своей, ‑ то я бы не охотился на то, что забрало мою зазнобу и детей.

Он вздохнул, посмотрел себе в кружку, и выдул её содержимое.

Они вместе с Даджей пошли обратно в главную кузницу. То, как сильно Бэн был сосредоточен на пожарах, не казалось ей странным. Она видела, как Трис частично уничтожила флот кораблей, потому что плывшие с ним люди убили её двоюродного брата. Сэндри боролась со своим страхом перед темнотой, чтобы не дать своим друзьям погибнуть. Браяр предпочёл нырнуть на тот свет, лишь бы не отпускать свою любимую наставницу. Ужасные события, согласно её опыту, заставляли людей совершать необычные поступки. В том, что Бэн посвятил свою жизнь борьбе с пожарами, имело смысл. Возможно, Тэйрод не был знаком с такими людьми, с которыми была знакома она.

В середине второй половины дня Даджа покинула кузницу Тэйрода, неся в руках свой посох, а в сумке — пучок тонких железных прутьев и скатанный пергамент с контурами рук Бэна. На улице похоже стало теплее, чем было утром. Хотя до заката оставалось ещё два часа, свет уже начал меркнуть. В небе подобно жирным серым лунным камням скользили облака с мягкими и пушистыми краями. Проведя несколько недель в горах, и несколько месяцев — на севере, Даджа не могла не узнать снежные тучи. Эти выглядели серьёзно.

Взвалив сумку на плечо, Даджа живо пошла по вдоль по Улице Катэган, проверяя посохом землю перед собой в тех местах, где, как она подозревала, под снегом скрывался твёрдый лёд, и уклоняясь от саней и верховых. Она могла рискнуть жизнью, и пересечь Базниуз пешком — или она могла рискнуть жизнью, и нанять сани: они все гнали как сумасшедшие. «Я должна упражняться в катании на коньках», ‑ подумала она, когда проезжающие сани брызнули слякотью ей на сапоги и тулуп. «Как бы сильно у меня всё ни ныло, оно того стоит».

Однако она не забывала разглядывать ярко раскрашенные витрины и заборы по пути. Наморнцы были одержимы цветом. Края крыш были окрашены в жёлтый, алый, изумрудно-зелёный. Внешние стены были синими, красными, розовыми и оранжевыми. Двери были оглушающе яркими. Трудно было поверить, что Сэндри, чьё чувство цвета было безупречным, была наполовину наморнкой.

К тому времени, как Даджа ступила на Остров Базниуз, уже вышли на улицу фонарщики. Пока она шла по Улице Сары, работники лавок покидали свои места и шли домой. Когда она свернула на север, на Кассовую Улицу, в воздухе медленно закружились крупные снежинки, будто на экскурсии по городу.

Добравшись до Скорняков Ладрадун, Даджа остановилась. Предприятие занимало большую часть квартала, в котором располагалось, что влетело в копеечку на островах, составлявших половину Кугиско.