|
В общей сумме сборная Англии набрала в тот день четыреста тридцать два очка, удовлетворив этим довольно неплохим, кстати сказать, результатом даже самых взыскательных болельщиков. На следующий день команды поменялись ролями. За час до начала игры толпа болельщиков превышала сорок тысяч человек, а к моменту появления на поле судей пришлось закрыть ворота стадиона, так как на всём огромном пространстве этой классической арены не осталось ни одного свободного стоячего места. Вслед за судьями выбежала на поле английская сборная. Игроки заняли позиции у ворот, перебрасывая мячи из одной руки в другую по освящённой временем традиции. Последними появились двое принимающих из сборной Австралии: Морленд из команды Виктории, многими почитавшийся за лучшего принимающего в мире и обладающий быстроногостью страуса и каучуковыми запястьями, и «твердокаменный» Донахью, разбивший сердца и надежды великого множества подающих своим невозмутимым спокойствием и непробиваемой защитой. Именно он отбил первую подачу знаменитого Челлена из команды Йоркшира, взрывного, импульсивного и скоростного северянина. Ещё шесть красивейших мячей послал йоркширец один за другим, и все они вернулись обратно, отражённые неподражаемым ударом с полуоборота, типичным для популярного квинслендца. Первый блин получился комом.
А затем Мойр перебросил мяч Спидигью и подал ему знак начинать. Капитан англичан был одним из присутствовавших на испытании и имел представление о потенциальных возможностях молодого коллеги. Сначала у Тома никак не получалось сосредоточиться – слишком велико было его волнение, но в конце концов, благодаря помощи со стороны капитана и других игроков, он всё-таки сумел завершить расстановку по придуманной им схеме. Когда расстановка закончилась, многотысячная толпа на трибунах дружно ахнула, а принимающие соперника начали растерянно моргать и оглядываться по сторонам, словно не доверяя собственным глазам. Лишь один игрок остался за коном, торча там, как одинокий утёс посреди прерии. Зато внутренняя часть площадки стала похожей на митинг в Гайд-парке. Игроки толклись рядом друг с другом, закрывая привычные линии защиты. Им понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к такому раскладу, а Спидигью терпеливо ждал, стоя у кромки поля и с виноватой кривой улыбкой теребя в руках мяч. Члены Отборочного комитета сгрудились у окна их персональной закрытой ложи. Лица их выражали тревогу и нескрываемую озабоченность. – Бог мой! Это невыносимо! – пробормотал Тардинг. – Такси вызвали? – поинтересовался доктор Слоупер, пытаясь изобразить на лице подобие ехидной усмешки. – Конечно! Это мой последний оплот в этом мире! – А для троих там места хватит? – спросил сэр Джеймс. – Господи! Что он творит! Пятеро на одной короткой линии – и ни одного, чтобы подстраховать! Скорей бы уж начинали – нет ничего хуже такого вот ожидания! Свою первую подачу Томас Спидигью сделал в мёртвой тишине. Это был самый обычный медленный мяч, направленный по центру ворот противника. В любое другое время Морленд не задумываясь отправил бы его далеко за пределы площадки. Но сегодня его порядком смутила непонятная возня с непривычной расстановкой игроков противника. Ему померещилось, что те приготовили какую-то скрытую ловушку. Поэтому он аккуратно отыграл мяч назад, прямо на подающего, и приготовился к приёму следующего, который оказался точной копией предыдущего и с которым Морленд расправился аналогичным образом. Произошло непредвиденное: Спидигью потерял уверенность в своих силах и оказался не в состоянии на глазах у десятков тысяч зрителей разыграть ту навесную подачу, ради которой его и пригласили в сборную. Вместо этого он начал тянуть время, избрав самый пагубный путь из всех возможных. Он подавал верховые мячи, но ни один из них не взлетал достаточно высоко. Это были стандартные верховые подачи, выполненные без блеска, подкрутки и высокой скорости; такие подачи наверняка вызывают у принимающих счастливые улыбки, когда снятся им по ночам. |
