Та надолго приникла к горлышку, а затем, отбросив обглоданный хребет, схватила следующую рыбу и не остановилась, пока не обгрызла, не обсосала ее до последней косточки.
– Укусно! – заметила навка, бросая на песок и этот хребет. – Не хочу более! Добрые вы люди… Что делаете здесь?
– Рыбу ловим! – пояснил Некрас, кланяясь. Когда сотник выпрямился, Олята заметил в его глазах какие-то странные искорки.
– Здесь я рыбу ловлю! – нахмурилась навка.
– Прости, не знали! – развел руками сотник. – На рассвете уйдем!
– Ладно! – согласилась навка. – Но чтоб на рассвете… Это кто? – Навка испуганно указала на голову подползшего к костру змея.
– Смок мой, – пояснил Некрас. – Не бойсь, он добрый.
– Не укусит? – деловито осведомилась навка.
– Ни в жисть! – заверил Некрас.
Навка встала, подошла к змею и осторожно тронула его ладошкой. Смок закрыл глаза и заурчал. Навка погладила его по колючей голове и отступила к костру.
– Пойду! – сказала она, потягиваясь. – Спать хотца. Отрок пусть идет со мной!
Олята испуганно отшатнулся.
– Не бойсь! – шепнул ему на ухо Некрас. – Она безвредная…
Олята робко встал, навка взяла его за руку и повела за собой. «В воду потянет! – дрожал Олята. – Там обовьет руками – и на дно!» Отрок оглянулся в надежде, что Некрас заберет его, но сотник только улыбнулся в ответ. Навка, к облегчению отрока, повела его не к реке, а в лес. Недалеко. У высокой сосны она наклонилась и стала странно грести руками. Олята присмотрелся и понял, что навка разравнивает кучу сухого мха.
– Добро будет! – сказала гостья, разгибаясь. – Ложись! Спать будем!
Олята, поколебавшись, робко прилег, навка тут же пристроилась рядом. Обняв Оляту, она уткнулась носом в его плечо и ровно задышала. От странной гостьи пахло потом и немытым телом, и Олята вдруг сообразил, что навки так не пахнут. Они же в реке живут, должны быть чистые! Олята осторожно отодвинулся от странной девицы, рука ее соскользнула с его плеча.
– Не ходи во двор, Василько! – пробормотала она. – Засекут! Они злые…
Олята замер, чуть дыша, и девица успокоилась. Скоро она стала мерно посапывать. Олята осторожно отполз в сторону, встал и пошел обратно. Некрас ничуть не удивился его появлению. Он вообще занимался странным делом: зажав меж ног глиняный горлач, ножом вертел в боку его дырку. Круглую рукоять острого ножа сотник пристроил меж ладоней, их встречными движениями вращал нож. Обожженная глина скрипела, но поддавалась. Олята удивился, почему сосуд не трескается, но, присмотревшись, разглядел: внутри горлач забит песком.
– Думал, навка! – сказал Олята, присаживаясь рядом. – Испугался…
– Блаженная она, – сказал Некрас, не отрываясь от своего занятия. – Глаза ее видел? А рубаху? Живет в лесу, ест что найдет, – сотник вздохнул.
– Почему она взяла меня?
– Кого-то напомнил. Брата или жениха. Или убили того, или сгинул, а она умом тронулась… – Сотник провертел наконец свою дырку, высыпал из горлача песок и полюбовался на работу. В пузатых боках горлача темнели три отверстия.
– Думал, навка, – повторил Олята все еще под впечатлением случившегося.
– Навок не бывает!
– Да ну? – не согласился отрок.
– Сколько по лесам ходил, у реки ночевал – ни одну не видел. |