Майка ласковая. А вот Терек – злой, укусить может, с ним только дядя Саша и справляется. Ну, и хозяин его, конечно. Он приезжает в клуб на огромном квадратном джипе, сам седлает и взнуздывает жеребца, после чего легко запрыгивает в седло, несмотря на солидный живот. Он родом с Кавказа, там коней знают. Его не обманешь… В списке лошадей Майка значится как Мирабель. Клиентам говорят, что ее купили в Англии, а французское имя дали за легкий нрав. Чистокровная, английская… На самом деле Майка из Белоруссии, там есть конные заводы. Лошадей у них закупает даже московская полиция. Дешево… Это мне дядя Саша рассказывал. Клиенты об этом не знают, им нравится, что лошади английские…
Потрепав Майку по холке, я отступаю и поднимаю руку с недоуздком. В этот раз кобылка стоит тихо. Я надеваю оголовье, затягиваю подбородочный ремень. Майка послушно нагибает голову. Я проверяю пальцами расстояние между ее головой и налобным ремнем – все как должно быть, – затем разнуздываю кобылку. Та недовольно фыркает – не прочь погулять. Поздно уже.
Дядя Саша сидит в каморке и сноровисто работает шилом – чинит седло. Я кладу недоуздок на столик.
– Подошел? – Он откладывает шило.
– В самый раз.
Он берет недоуздок и привычными движениями загрубелых пальцев проверяет швы на ремнях. Они должны быть не только прочными, но и мягкими, иначе уздечка натрет лошади кожу. Я тянул дратву, когда шил, – чтоб вдавилась в мягкий сыромятный ремень. Провозился, зато недоуздок вышел на загляденье – самому нравится.
– Хорошо! – говорит дядя Саша и откладывает уздечку. – Молодец! Настоящий шорник!
Я хмыкаю. До «настоящего» мне как до луны. Настоящий – это дядя Саша. Он и седла делает, а это куда сложнее, чем ременная упряжь. Седла ведь такие разные! Выездковые, конкурные, охотничьи, скаковые, пастушьи, вестерн… Всех и не упомнишь. Дядя Саша мастерит любое. К нему заказчики даже из Сибири приезжали – за каким-то азиатским седлом. Сделал. Заказчики хорошо заплатили, после чего мы купили хлебопечку…
– Уроки приготовил?
Киваю. Чего их готовить?
– Почитай! – Дядя Саша берет с подоконника тонкую книжицу.
Я мысленно вздыхаю: псалтырь я не люблю. Мало того, что непонятно, так еще на церковном языке. Дядя Саша называет его «старославянским». Говорит: раньше, много веков назад, на нем разговаривали. Так я и поверил! На этих «рцы» и «понеже» язык сломаешь. Но дядя Саша неумолим. Это отец Григорий его подзуживает. Говорит: у меня хорошая память и другие способности. В школе успеваю на «отлично», внешность подходящая – в духовную семинарию возьмут. Дядя Саша ухватился. Семинаристов учат бесплатно, их одевают и кормят. Не буду я ходить с крестом на пузе! В военных училищах тоже одевают и кормят…
Дядя Саша батюшку слушает – тот помог с опекунством. В администрации не разрешали: дядя Саша – инвалид, у него нет жены, живет в стареньком домике без удобств – условия плохие. Как будто в коллекторе лучше! Приезжали какие-то тетки, смотрели наш дом, выспрашивали, а после заявили, что отправят меня в детдом. Я им сразу ответил: сбегу! Они поджали губы и уехали злые. Дядя Саша подумал и сходил к отцу Григорию. Тот похлопотал. Что ему? В церковь разный люд ходит, начальники попадаются. Священник поговорил с одним… Без опекунства меня не брали в школу, пока шла канитель, учебный год пропустил. Учусь теперь с семиклашками. Они совсем дети, мне по плечо. Меня побаиваются. Спрашивается, с чего? Ни одного даже пальцем не тронул… Родители их возмущались: пустили в класс беспризорника! Научит деточек пить, курить и ругаться матом. В поселке они и без меня научатся… Родители пошумели и успокоились – убедились, что не правы. |