Андреа… Какой же девушка была на самом деле? Этого невозможно было так просто понять. Под влиянием двух сильных, доминирующих над ней личностей она стала перенимать их мысли, привычки, взгляды на жизнь, которые заглушали ее собственные. Но, допустим, она освободилась бы от этого влияния, отправилась жить в другую страну, где ее окружали бы обыкновенные люди, что бы от нее осталось? И, что более важно, что обнаружилось бы в ее характере?

Саймон мрачно нахмурился. Он просто дурак… полнейший, слепой идиот! Андреа скоро выйдет замуж за Лео, а сам он вернется в Новую Зеландию и со временем женится на какой-нибудь славной обычной девушке. И это будет концом всего. Больше он никогда не увидит ни «Галеон-Хаус», ни его обитателей.

И с этими мыслями пришла невыносимая боль. Уже тогда, когда впервые увидел Андреа, он знал, что эта женщина единственная, созданная для него. И он выдал себя… не Лео или Андреа, нет! Самой Мадам, что было, как он думал, опаснее всего, потому что она отнеслась к этому очень серьезно. Если бы у него хватило благоразумия, ему следовало бы ограничить визит парой дней и уехать, не поддавшись чарам.

Теперь было уже слишком поздно. Все, что произошло, все, что было сказано, подтверждало его интуитивное чувство, что здесь кроется какая-то тайна. Тайна, которая в целях безопасности ревностно охранялась. И все же у Саймона появилась уверенность, что Лео уже близок к тому, чтобы ему довериться.

Вот почему он все еще оставался здесь, почему отменил свой рейс и принял радушное приглашение Лео погостить так долго, как пожелает. Он должен знать, что это. Из-за Андреа. В какой степени она вовлечена во все это? В опасности ли она? И если да — может ли он уберечь ее?

Он должен знать — поэтому должен остаться. Решительно, так.

Глава 4

Для Саймона все в «Галеон-Хаусе» было захватывающе интересно. Но больше всего его очаровала длинная галерея с портретами предков, где Мадам приняла его в день прибытия.

Тревейны, чувствуя, что настанет день и они передадут право собственности наследникам, стремились оставить им и частицу себя. За четыре столетия — от дней ранних Тюдоров до настоящего времени — все портреты висели в галерее. Улыбающиеся, хмурые, равнодушные лица… За малым исключением, все красивые и неоспоримо выдающиеся люди.

Здесь был и Тревейн эпохи «Армады», тоже Саймон, поразительно похожий на Лео, рыжеволосый, бородатый, с такими же вкрадчивыми и непостижимыми глазами. Впрочем, у них у всех были такие глаза. И у самого Саймона тоже, несмотря на то что он был Черным Тревейном.

Был и капитан Джереми, пират, более худой, чем остальные мужчины, жестче и жилистее. Опасный человек, безжалостный, но не безрассудный. Ничего удивительного, что он так много сделал для благосостояния семьи.

Затем портрет еще одного Лео, последнего из предков, с которым Андреа, Лео и он сам могли бы обнаружить сходство. Самодовольный Тревейн… Возможно, у него была причина быть таким удовлетворенным — он жил в первой половине девятнадцатого столетия, когда Англия была богатой и приятной страной.

Саймон заметил, что все художники уделяли особое внимание волосам и бородам своих клиентов, очевидно, предмету гордости их обладателей. Даже когда в моду вошли парики, Тревейны предпочитали не прятать под ними свои рыжевато-каштановые шевелюры.

От мужчин Саймон перешел к женским портретам. Большинство из изображенных на них женщин были по рождению Тревейн, как и все мужчины, за которых они выходили замуж. Но даже если и принадлежали к другим семействам, все имели сходство, так что под конец Саймон с трудом различал их. Как и их мужья, они, казалось, хранили тайну. Ту же самую? Нет, он так бы не сказал.