Как усталый ребенок, Мадам удовлетворенно прижалась к нему и улыбнулась:

— Твои руки очень крепкие и утешительные, Саймон. Однажды более молодая женщина, чем я, найдет в них приют и свое огромное счастье, — тихо сказала она. — И я молюсь, чтобы это была именно та, которая нужна тебе. Что же до меня… — Она мягко высвободилась из его объятий. — Я не боюсь. Когда человек так долго смотрел в лицо жизни, как я, он не испытывает раболепного страха перед смертью.

У Мадам было что-то на уме. Андреа это ясно понимала. Старуха была молчалива, угрюма и раздражительна. Мадам и прежде была трудной, но не такой тяжелой, как сейчас. Доведенная почти до слез, Андреа чувствовала, что больше не выдержит.

— Я сейчас пришлю вам Мэри, — сказала она, бросая шаль, от которой Мадам сначала отказалась, а двумя минутами позже потребовала опять, жалуясь, что на ее желания никто не обращает внимания. — Может быть, она не будет вас так раздражать, как я!

— Ты останешься там, где ты есть! — грубо приказала Мадам. — Мне нужно кое-что сказать тебе!

Андреа осталась, боясь, что в таком состоянии духа Мадам может причинить себе вред, если ей противоречить.

— Встань прямо! — резко сказала старуха. — Я не терплю, когда ты стоишь развалясь, как кукла, из которой сыплются опилки! Так-то лучше! Теперь вот что… Я не стала бы тебе этого говорить, если бы ты не была такой слепой и тупой маленькой идиоткой! Потому что на твоем месте любая девушка давно бы уже поняла все сама. Саймон любит тебя.

Андреа вздрогнула, как будто ее ударили по лицу, и побледнела.

— Нет, Мадам! — возразила она с уверенностью.

— Да, Мадам! — насмешливо передразнила Мадам. И затем, когда Андреа покачала головой, добавила: — Перестань быть такой дурой! Я услышала это из его собственных уст. Он любит тебя с той первой минуты, как только увидел. И он медлит со своим решением только потому, что боится, что ты в опасности!

— Я в это не верю! — решительно ответила Андреа.

— Тебе нужно лишь немного подождать, и он сам скажет тебе об этом… если ты его хоть немного ободришь, — спокойно заверила ее Мадам.

Андреа нахмурилась. Как она может в это поверить? Саймон был добр к ней… великодушен. Она думала, что он доверяет ей. Но это все! Должно быть, Мадам ошибается… так же, как ошибался Лео. Тот вообще был подозрителен…

— Ты поняла? — спросила Мадам, внимательно наблюдая, как уверенность постепенно исчезает с выразительного лица девушки.

— Если это правда, — медленно произнесла Андреа, — почему вы не сказали мне этого прежде… когда пытались заставить меня выйти за него замуж?

— Маленькая идиотка! — Но теперь голос старухи звучал почти ласково. — Потому что тогда бы тебя это не обрадовало. Теперь…

Андреа почувствовала, как предательская краска волной устремилась к ее щекам. Мадам засмеялась.

— Видишь? — с триумфом воскликнула она.

Двумя днями позже, как будто выполнив свою последнюю в жизни задачу, которую она перед собой поставила, Мадам мирно скончалась во сне. За двенадцать часов до этого все, кто ее видел, уже знали, что конец близок, и, когда он наступил, Саймон, дежуривший в это время у ее кровати, внезапно обнаружил, как это трудно — узнать, что одна жизнь закончилась и что начинается совсем другая.

Несколько минут он молча стоял, глядя на спокойное лицо, затем очень нежно поднял ее тонкую руку и в последний раз прикоснулся к ней губами.

— Прощайте, Мадам, — тихо сказал он и вышел, чтобы известить Андреа о случившемся.