Потому, должно быть, я не сразу понял, что комнату встряхнуло на самом деле. И еще раз, а затем, дзенькнув, полетело из дверок стекло, и вся стальная, стеклянная шкафная начинка веером полетела по кафельному полу. Меня отшвырнуло к стене, и я увидел, цепенея от ужаса, как дальняя половина комнаты медленно, как вафельный хлебец, отламывается, опускается вниз, щелкая лопающимся кафелем, и из расползающейся трещины хлещет вода.

Солдаты Шеина захватили здание республиканского Управления почти без боя. Прочесали этажи, вышибая ногами двери пустых кабинетов. Сверху донизу. А у самого низа из-за перекрывших входы в подвалы решеток по ним ударили из автоматов. Решетки сорвали взрывчаткой, разворотив первый этаж и гаражи, но ворваться в подвалы так и не смогли – коридоры у входа простреливались насквозь, причем так, что от входа даже и видно не было, откуда стреляют. Пущенные туда заряды только громоздили кучи бетонного крошева на полу. А посильнее, чтобы стены вынесло, бросать боялись, чтобы не обвалить здание.

Однако штурмовавшие надолго у входов не задержались. Ведомство генерала было одним из немногих, владевших точной картой городских внутренностей. И потому в подвалы стали пробиваться не сверху, сквозь многометровую толщу бетонных перекрытий, а снизу и сбоку, по канализации, по шахтам кабелей, по черной подземной реке. Большинство групп остановили на подходах, но после того, как лабиринт обесточили, перекрыв все, даже секретные линии, оставив защитникам только аварийные генераторы, одна из групп взорвала тонкую перегородку между канализацией и седьмым подземным этажом.

Как раз тогда взрыв под президентской резиденцией впустил в тоннели городскую реку. Канализацию подперло, и вскоре по магистральному ее каналу пошел назад, вверх по течению, вал экскрементов и помоев. Поэтому тонуть подземелья начали с середины. Впереди жижи бежали, спасаясь, шеинские «коммандос», отчаянно старающиеся пробиться наверх. Они расстреляли всех в аудиолаборатории – так на официальном языке называлось место, где исследовали «мозгодрание», и, упершись в очередной тупик, по колено в быстро прибывающем содержимом городских кишок, израсходовали всю оставшуюся взрывчатку. Они сносили перегородку за перегородкой, обваливая комнаты и целые ярусы. Пробившись на контрольный центр шестого уровня, перестреляв всё движущееся, открыли с пульта все двери, какие смогли. И входы, и аварийные заглушки, и люки, и двери камер. А потом взорвали и центр.

Но далеко от взорванного центра «коммандос» не ушли. Рассеялись, растеряли друг друга в темноте, барахтаясь в смрадной воде, отстреливаясь, пробиваясь непонятно куда, убивая и умирая. Кинувшихся наверх по уцелевшей лестнице расстреляли в упор, и тела, скатившись по решетчатым железным ступеням, исчезли в клокочущей жиже внизу. Оставшиеся внизу в хаосе разваливающихся подземелий – и «коммандос», и их враги – бродили на ощупь, стреляли, сцеплялись, иногда со своими же, грызли и кусали друг друга, захлебывались, резали, вопили. Шеинские заслоны, остановленные у входов, вдруг обнаружили, что враги исчезли. Державшие входы ушли на нижние ярусы. Но из тех шеинцев, кто осмелился нырнуть в темный хаос лабиринта, назад вернулись немногие.

Река затопила нижние ярусы за считанные минуты – уничтожающая, очищающая. И спасающая – под тяжестью вылившегося из канализации обваливались расшатанные взрывами перекрытия, и лабиринт уже начал проваливаться внутрь себя. Но река заполнила пустоты, соединившись со стоками на уровне восьмого этажа. Она поглотила страх и боль, примирила сражавшихся, палачей и их жертв – их тела плыли рядом по залитым коридорам.

Я не провалился туда, в зияющую трещину, лишь потому, что трещина открылась и рядом со мной, на стыке стены и пола, и я вцепился в нее, как альпинист, забывший вовремя пристегнуться. Вода урчала и клокотала, и мне казалось, что пол кренится всё сильнее.