В Протасовском болоте надо искать.
– Откуда? – оживился толстяк. – Кто это? Как?
– Ты что думаешь, одни мы такие умные? Не одному тебе хочется пол в зале дубовым паркетом застелить.
– Простите, не понимаю, про что это вы, – сказал Дима, осторожно пододвигая сумку вперед.
– Да? В самом деле? Кто у тебя там в шестьдесят шестом стрелковом воевал? Седьмой воды на киселе шурин?
– Дедушка. Он механиком-водителем был. На «БТ-5», – ответил Дима.
– Откуда ты его такого взял? – спросил мужик.
– В магазине, сигарет зашел купить. Самые дорогие спросил, – сказал лейтенант. – Смотрю – не наш. Ну, я документы и проверил. Спросил. И – на тебе.
– Слушай, – сказал мужик, – если б он в самом деле шарить явился, какой холеры ему пи…деть первому встречному менту? У него на харе написано: студент. Собиратель, мать его, народных песен.
– В том-то и дело – не знал он. Наша доблестная сельская милиция уважает культуру. Приехал из столицы – нате вам с кисточкой, и чарку, и шкварку, кали ласка. Наш Гриня что, на своем «козле» его бы до самой Копыси не довез? Довез бы, как пить дать. И автограф попросил. А знать он может. У них там, в столице, к таким архивам доступ – тебе не снилось. Куда угодно пускают.
– Слушай, Шерлок Холмс, ты его проверял, прежде чем ко мне вести? – спросил толстяк.
– Когда мне было?
– На предмет паперок, заметок? Ну, знаешь, карт таких, на которых крестиком отмечено, где бабушкин клад?
– Студент, – приказал лейтенант, нахмурившись, – выкладывай всё, что есть в карманах. Не торопясь. Сумку сюда давай.
Дима сунул правую руку в сумку и, шевельнув плечом, позволил ее ремню соскользнуть с плеча. Милиционер сказал: «А-а» – и замолк, позабыв закрыть рот.
– Мой паспорт, – велел Дима. – Положи вот сюда.
Он пододвинул ногой сумку.
– Теперь верю, – сказал мужик спокойно. – Угадал ты, Шерлок Холмс.
– Заткни е…ло, – огрызнулся Дима. – А теперь, пан милициант, подай мне сумку. Только медленно, плавно. Ножкой подтолкни.
Лейтенант облизнул губы.
– Щенок, – прошипел мужик. – Тебе яйца оторвут и на дуло намотают.
– К приезжим нужно хорошо относиться, – назидательно сказал Дима, пытаясь сообразить, что же делать дальше.
– Ты ж не выстрелишь, – отозвался мужик. – Я таких, как ты, щавликов с пушкой, на ногте давил, как гнид. Ты ж не выстрелишь.
Дима подумал, что в самом деле может не выстрелить. Еще немного, и придется в самом деле либо стрелять в толстого, либо драпать. Он же колет. По всем правилам. Сейчас пойдет по нарастающей. Что делать?
– Щавлик, – процедил толстяк, – ты пушку опусти. Подобру-поздорову.
– Пан милициант, – позвал Дима, – сделайте шаг ко мне. Один, всего один небольшой шажок.
Милиционер шагнул. Пистолет в Диминой руке метнулся вбок и ударил рукоятью милиционера в переносье. Но вместо того, чтобы упасть и потерять сознание, тот по-поросячьи взвизгнул и бросился вперед, растопырив руки. Дима ударил его коленом в грудь, отпихнул, и вдруг рука с пистолетом онемела. А потом из легких вылетел весь воздух, легкие слиплись, расплющились, вдавились в ребра, и под ногами не оказалось пола.
– Во говнюк. Надо ж так, – сказал мужик. – Ты как, целый?
– Гадина! Лоб мне разбил. |