Верзила пошарил, выдвинул ящик, снял крышку, сказал удовлетворенно: «Во». В ящике лежали жестянки, мешочки из прослоенного фольгой полиэтилена, тюбики. Дима раньше видел такое: натовские сухпайки, списанные на Западе и проданные сюда по дешевке. Вполне еще съедобные, даже вкусные, особенно мясные консервы, свинина с бобами. Их охотно покупали туристы. И, как видно, не только. Но сейчас ему было всё равно, вкусно или нет, он и ботинки бы съел.

Мясо с бобами оказалось с автоподогревом. Дима выдрал жестяную петельку, вытащил из обертки пластиковую вилку и, не обращая больше ни на что внимания, впился глазами в серое пятнышко на крышке. Когда содержимое согреется, пятнышко пожелтеет. Тогда можно срывать крышку и, хватая на вилку здоровенные куски волокнистого мяса, торчащие в густом бобовом пюре, запихивать в рот. Глотать, чавкая, брызгая жижей. Содрать крышку с еще одной жестянки – там хлеб, землистый, безвкусный, плотный. Еще банка с мясом и бобами. Тюбик с кетчупом. Жестянка с дольками ананасов в желе. Плитка шоколада. Стопка колбасных кружков, сплюснутых вакуумной упаковкой. Заботятся, однако, о натовских солдатах. Есть даже жвачка – солидный кубик, обернутый в три слоя фольгой. Да и не только жвачка.

Дима счастливо ухмыльнулся, вытащив с самого низа ящика коробочку с черным тоненьким значком. Спички нашлись тут же, в пластмассовом пенале, где лежали таблетки для обеззараживания воды, кофе и чай в пакетиках и презерватив. В коробочке оказались даже не сигареты, а сигарильи, тонкие, пахучие скрутки табачных листьев. Крепкие, ароматные, продиравшие горло, прогоняющие сытую сонность. Первая рассыпалась пеплом, кажется, за мгновение. Со второй уже почувствовал вкус – грубый, резкий, пряный. Живой. Кусочек жизни. И джип, шелестящий резиной по шоссе, и обтянутые полиэтиленом сиденья, как кушетки в кабинете участкового терапевта, и усмехающийся веснушчатый верзила, и куренок-лейтенант, глотавший тушенку, дергая кадыком, – всё стало необыкновенно прекрасным. Свалившийся сверху радужный кусочек рая. Веснушчатый спросил добродушно:

– Что, заморил червячка?

– Угу, – ответил счастливый Дима. – Сейчас бы еще сто граммов. Армянского. Или «Белого аиста».

– А может, тебе «Хеннеси»? Или «Мартеля» на блюдечке с голубой каемочкой? – ухмыльнулся веснушчатый.

– Можно и «Хеннеси», – согласился Дима. И совсем не удивился, когда водитель вытащил из бардачка плоскую бутылочку с золоченой этикеткой.

Джип остановился на краю леса, перед нешироким полем, заросшим шелковистой зеленой шерсткой яровой пшеницы. Дорога шла вдоль поля, превращаясь в пыльную колею. А за полем, за неровной, клочковатой травой, стеной стояли камыши. Второй джип уже был здесь, и командир «эскадрерос», присев на корточки и глядя на камыши, сквозь которые кое-где проблескивала вода, жевал соломинку. Он спросил у лейтенанта:

– Тут?

– Тут, тут, – затряс головой лейтенант.

– Студент, где? – спросил командир.

Дима ответил не сразу. Присел на корточки рядом, глядя на болото, на верхушки деревьев за ним. Сквозь прореху в древесной стене виднелся штырек – шпиль триангуляционной вышки. Справа, километрах в полутора, из болота выпирал бугор. Должно быть, дамба, о которой говорил старик. Над лесом, расправив длинные крылья, неторопливо кружила птица.

– Вы мою сумку не забрали? – поинтересовался Дима. – Там заметки были и план.

– Сумку забирали? – спросил командир.

– Нет, – ответил веснушчатый. – Не было никаких сумок.

– Была у него сумка, – встрял лейтенант.