— Я смеюсь вовсе не над вами, — добродушно уточнил Клод. — В вашем положении, когда впору весь свет послать в тартарары, вы находите силы побеспокоиться о моей испачканной рубашке.

— Значит, вы не представляете, что это такое — трястись над каждым счетом из прачечной или химчистки и беречь одежду, как зеницу ока, дабы избежать лишних трат, — пробормотала Роми. — А впрочем, откуда вам, аристократу, знать наши проблемы?

— Что такое безденежье, я знаю не понаслышке, — неожиданно серьезным тоном отозвался Клод.

— Интересно, откуда? — сказала Роми и, не получив ответа, добавила: — Еще раз извините, что испортила вашу рубашку.

Клод безразлично пожал плечами.

— Отстирается. Вы не первая особа женского пола, оставляющая у меня на груди следы своей косметики.

Не сомневаюсь, подумала Роми, неожиданно почувствовав себя уязвленной. Такой‑то красавец! Вероятно, не один десяток женщин рыдало, смеялось и засыпало в его жарких объятиях.

— Интересно, — сказала она, наблюдая, как он с проворством заправского повара шинкует на доске луковицу, случайно найденную на нижней полке буфета. — Где вы научились так ловко резать овощи?

— В кухне одного из придорожных ресторанчиков неподалеку от Батон‑Ружа, штат Луизиана.!

Роми хихикнула от неожиданности:

— Вы и кухня придорожного ресторана? Клод кивнул:

— Видите ли, Роми, я…

Он не успел закончить свою мысль, потому что раздался звонок с аппарата, висевшего на стене.

— Ой, это мама, — встрепенулась Роми.

— Нет‑нет, это, скорее всего меня! — воскликнул Клод и первым подбежал к аппарату. — Да, дорогая, часа через полтора… Так и быть, принеси из погреба бутылку шампанского… — Голос у него стал мягким и бархатистым. — Просто так — устроим маленький семейный праздник.

Роми вжалась в кресло, готовая, провалиться сквозь землю от неловкости. Интимные разговоры чужих людей всегда ей были в тягость, а сегодня особенно. Жена? — мелькнула у нее мысль. Но почему тогда у него на пальце нет обручального кольца? Любовница? Кто бы это ни был, Роми от души пожалела ее. Клод Ла‑рош, насколько она могла судить, подобно своему отцу не ставил верность на первое место в списке своих принципов.

Клод издал смешок, низкий и, как показалось Роми, очень сексуальный, а затем повесил трубку.

— Извините, но по этому номеру телефона когда‑то можно было найти моего отца. А теперь вот нашли и меня, — стал оправдываться перед Роми Клод.

— Да‑да, конечно, — сухо ответила Роми. Ее воображение мгновенно нарисовало картину: ослепительная красавица в бархатном черном платье соединяет свой бокал с бокалом Клода, они пьют за здоровье друг друга шампанское и соскальзывают на атласные простыни… — Вам пора идти. Шампанское выдохнется. И не только шампанское…

Клода почему‑то развеселили ее слова.

— О шампанском можете не беспокоиться, его в погребе, слава Богу, более чем достаточно. О Сильви — тем более. Небольшой урок пойдет этой капризной девице только на пользу.

У Роми мгновенно испортилось настроение, и Клод мгновенно почувствовал это.

— Сильви норовит всех подчинить своим капризам, — пояснил он. — Боюсь, что это самая своенравная особа из всех, кого я знаю. Я всячески пытаюсь вбить в ее непутевую и красивую головенку, что помимо нее существуют и другие люди, но, кажется, не очень в этом преуспел…

— Сочувствую, — фыркнула Роми, отвернувшись.