Скифы бежали.

Несмотря на страшные потери, оставшиеся в живых пантикапейцы обнимали друг друга и гроздьями висели на удилах меотийских лошадей, словно это «амазонки» принесли с собой победу.

— Я хочу встать. — Голос Бреселиды был достаточно твердым, хотя слова давались ей с трудом.

Ее подняли, и, держась рукой за бок, она стояла прямо перед Делайсом, не позволяя ему поддержать себя. Вокруг стали собираться разрозненные горстки победителей. На них жалко было смотреть. Такими усталыми, окровавленными и оборванными они были.

— Царь, — обратилась к архонту Бреселида. — Верни нам наших мужчин.

Делайс склонил перед ней голову и ответил, как и должен был ответить:

— Все мужчины на этом берегу — ваши.

Именно так чувствовали в этот момент оставшиеся в живых после страшного боя люди.

— Я хочу успокоить ребенка в Золотой Колыбели, — уже очень тихо сказала Бреселида.

Делайс и Арета под руки отвели, почти отнесли царицу, к Люльке Богов, и она опустила в нее белые усталые руки. Многие потом говорили, что слышали, как на дне кто-то хихикнул и весело забрякал погремушкой.

Царица Амазонок сняла свой пояс, чего всадницы не делали никогда, и, звякая золотым набором пластин, потрясла им, как гирляндой колокольчиков. Они с Делайсам стояли над Колыбелью, покачивая ее руками за края. А вслед за ними искали, находили друг друга и шли под благословение Люльки Богов другие разорванные войной пары. Никто из них не знал, что сражение, закончившееся на земле, еще продолжается на небесах.

Эпилог

Битвы богов совсем не то, что битвы людей. Люди умирают легко. Боги же умереть не могут. И даже когда терпят поражение, не кончают с собой от позора, а уползают за изогнутый край вселенной зализывать раны вдали от чужих глаз.

Золотая Колыбель царя Делайса сделала пантикапейское войско непобедимым в глазах скифов. Но и для богов, незримо паривших над схваткой, она послужила сигналом о том, на чью сторону склонится победа.

Арес, всегда покровительствовавший всадницам, сомкнул свой золотой пояс на чреслах новой царицы «амазонок», и кровожадные гарпии, носившиеся над полем в поисках добычи, побежали от нее прочь.

Сам бог неистовой брани вепрем скакал среди меотянок, кровавыми клыками разрывая их врагов. Завидев мрачного хромца Гефеста, подававшего Зевсу из расщелины в земле все новые и новые молнии, он пустился за ним. Копейщик гонял мужа Урании с такой яростью, с какой может гонять только любовник, не раз застигнутый врасплох и наконец получивший право отыграться. Кузнецу пришел бы конец, если б сама Афродита не возникла перед гневным Аресом и, вытянув руки вперед, не закрыла бы ненавистного супруга от позорных побоев копейщика. Она обещала одному вернуться, а другому остаться, лишь бы они наконец расцепились. Оба не соглашались, и только сутолока боя, закрутив, разъединила вечных соперников.

Артемида явилась на поле с полчищами своих медведей, псов и златорогих ланей, которые оказались охочи до крови, как сами боги. С гиканьем и свистом она носилась по берегу из края в край, осыпая врагов стрелами. Ее солнечный брат летал над полем на своем крылатом коне, одно присутствие которого дарило воинам вдохновение схватки.

У Феба был спокойный отрешенный вид, как если бы битва уже закончилась победой. Заметив приближающихся с другой стороны пролива меотянок, он снизился и опустил в воду свою золотую стрелу. Как когда-то на совсем другом Босфоре вода начала вскипать. Нет, люди не видели ни расплавившегося льда, ни пара. Просто войско царицы Бреселиды не пошло на дно, закоченев от холода, а смогло добраться до берега и вступить в бой.