– Да, – веско подытожил Кузьма, – не позавидуешь вам. Мне эти станции привокзальные всегда гиблыми местами казались, нехорошими по нынешним временам.

Федор был с ним в глубине души согласен. Там, где есть вокзалы, даже внизу, в метро, ощущается какая-то… тревога, что ли? Иногда сталкеры уходят наверх и пропадают с концами, особенно в полнолуние. Нет, на других станциях тоже бывает, что люди не возвращаются обратно, но на привокзальных – куда чаще. А один странный случай Федор собственными глазами наблюдал. Двое вернувшихся с вылазки сталкеров еле дотащили до лазарета третьего, который был в беспамятстве. Говорили, что его вдруг переклинило, и он пытался куда-то уйти от вокзала по шпалам, насилу вернули. А тот, бедняга, словно бы не соображал ничего, и только все просил какой-то железнодорожной воды, отталкивая кружку с чаем, которым, плача, пыталась напоить его медсестричка. И на следующий день к вечеру помер.

– Взять вот хоть Павелецкую, – продолжал свою мысль Кузьма, почесывая лысину, – вот где беда настоящая.

Он степенно отставил пустую кружку, вытер рот тыльной стороной руки, поросшей темными волосками. Пальцы его с коротко остриженными ногтями уже не отмывались от оружейной смазки.

– Ну, там-то вообще гермоворот нет на радиальной, оттого там чуть не поголовно все лысые и подолгу не живут. И каждую ночь к ним мутанты сверху лезут. «Приезжие» – так они их окрестили. Уж этим-то беднягам точно не позавидуешь, – согласился Серый.

Федор промолчал. При упоминании Павелецкой он подумал о Кате. «Может, на обратном пути загляну к ней», – решил он.

– Да и то сказать, – задумчиво произнес Кузьма, – Бауманка-то наша вроде и на отшибе, а зато неподалеку сразу целых три вокзала располагаются. Да и возле Электрозаводской платформа есть. Говорили – к ним как-то пришел один с поверхности. Из бункера подмосковного добирался прямо по шпалам. И они потом туда отряд отправили. Уцелели, значит, кое-где в Подмосковье люди. Может, и в других городах кто выжил, а только все это, думаю, ненадолго. Все равно вымрут потихоньку.

За оружием пришлось идти в камеру хранения – на станции не разрешалось его носить. Перешли на радиальную. Формально здесь кончались владения Ганзы, но на деле Курская-радиальная служила придатком кольцевой. Здесь было словно бы даже темнее еще и потому, что все стены были выложены темно-серым мрамором с прожилками. Появлялось ощущение строгости и силы – из-за массивных прямоугольных пилонов, в которых резцом мастера намечены были выступы-колонны, из-за лепнины на потолке.

Станция была победнее, в северной части перрона стояли ряды ветхих палаток, сразу за жилым сектором располагался кухонный блок, где можно было выпить чаю. В южной части торговали – продавцы раскладывали товар на столиках. Здесь можно было потолковать спокойно, осмотреть товар, назначить цену.

Серый и так и этак вертел оружие. В его тусклых водянистых глазах ничего прочесть было невозможно, но Федору показалось, что тот доволен, и посредник уже мысленно прикидывал, какие комиссионные запросить с заказчика.

– Надо испытать, что ли, – буркнул Серый. Требование было вполне резонным, и Федор был к этому готов.

– Пошли тогда в туннель, – предложил он, – там и оп-робуешь.

– Если не понравится, могу другой предложить, – сказал Кузьма, – до Бауманки дойдем, у меня там целый арсенал.