На чумазом ангельском личике «малыша» застыла такая нежная, детская, доверчивая улыбка, что банкирша душевно умилилась, и сердце ее облилось горячей заботой о ближнем, да так сильно, что между ляжек, прикрытых тончайшим кружевным батистом, изрядно повлажнело…

Кучер Селифан, безропотно выполнявший все капризы своей барыни, подхватил на руки новую барскую игрушку и отнес так и не проснувшегося Воробушка в фаэтон…

Отныне судьба Николеньки была решена — подавать новой маман пяльцы и шелка для вышивки, чинно высиживать на долгих обедах, учить в классной комнате латынь и грамматику, бегать в лавочку за новой лентой и с надушенной запиской к матушкиному другу… Обычная жизнь юного пажа.

Все так и было бы! Если бы однажды старый злой банкир не решил за какую-то небольшую провинность (по его мнению, юный Керубино вовсе не должен был помогать маман примеривать лифчик) выгнать Воробушка из дома.

Впрочем, совсем уж злым банкир не был — поместил воспитанника в патронируемое семьей Рукавишниковых Коммерческое училище.

В училище Колька развернулся вовсю: крепко дрался, со всеми ругался, таскался к гулящим девкам. И неизвестно чем закончил бы свои подвиги, если бы как-то раз ему, отсиживавшему тридцатидневный(!) карцер, не попались в руки литографированные лекции по высшей математике… От скуки стал он листать страницы, покрытые загадочными цифрами. А когда вышел на свободу с чистой совестью, так прямо и сказал училищному инспектору:

— Люблю математику. Хочу быть профессором.

И что вы думаете? Своим быстрым умом уличного жигана он быстро нагнал всю пропущенную программу и скоро стал в классах первым учеником! Правда, в основном только по математическим дисциплинам и всем предметам, где требовались вычисления. К счастью, в Коммерческом училище такие предметы в основном и преобладали: бухгалтерия, коммерческая арифметика, коммерческая корреспонденция, товароведение… Даже география, и та была коммерческой.

Нижегородское купечество, открывшее училище по подписке, давшей пятьсот тысяч(!) рублей, деньги на всяческую ерунду, вроде эстетик или философий, тратить не желало…

А может быть, все дело было в том, что в училище преподавали великолепные специалисты? Достаточно сказать, что лекции там читали восемь профессоров и доцентов Казанского университета и пять профессоров и доцентов Политехнического института. В учебном процессе принимали участие также ведущие преподаватели Петербургского Технологического института, Училища правоведения, Военно-юридической и Николаевской инженерной академий, Демидовского юридического лицея. Вот так! Для юных хулиганов Попечительский совет приглашал виднейших ученых.

И стал бы Воробушек как минимум известным бухгалтером или даже — кто знает? — выдающимся математиком, если бы… ах, это если бы!

Уж остались позади учеников все восемь учебных классов, и теперь выпускники радостно пели свою училищную песню:

Вот это-то хмельное Николеньку и подвело! Вспомнил он вдруг старые обиды, взял бутылку «Нового Света», хорошенько взболтал игристое вино, прицелился, сделав в уме точный баллистический расчет — и угодил выпущенной пробкой пришедшему поздравить выпускников банкиру Ивану Рукавишникову точнехонько в левый прищуренный глаз…

— Возьму-ка я его в свою дружину, — отхохотавшись, сказал младший брат злого банкира, также присутствующий при выпуске. — Грех разбрасываться такими стрелками! Ерема, проследи, чтобы этот шкет не баловал!

Судьба Николеньки сделала очередной кульбит — он попал в Стальградскую добровольную народную дружину. Дядька Еремей гонял своего подопечного в хвост и гриву. И по прошествии некоторого времени Воробей стал снайпером-виртуозом. Немудрено с таким-то куратором! Несколько раз проверявший мастерство стрелка Хозяин, как все в дружине величали Александра Михайловича, неизменно шутил, что у парня в голове баллистический компьютер.