– Что ж, если так надо, ничего не поделаешь. Да сохранит бог его жизнь, – с тяжким вздохом сказала Сайсели.
В тот же день королевские люди под водительством Болла выступили и со всех сторон обложили аббатство, а лагерь свой раскинули в деревне Блосхолм. Сайсели, не пожелавшая остаться в замке, вышла вместе с ними и снова обосновалась в обители, которая по ее требованию открыла перед нею ворота. Единственный страж обители – глухой садовник – сдался без сопротивления. Его отправили в лагерь чернорабочим, и никогда еще не приходилось ему так много трудиться: Эмлин, имевшая против него зуб, постаралась, чтобы работы у него хватало и чтобы она была погрязнее и потяжелее.
Томас и другие вместе с ним обследовали подступы к аббатству и вернулись, охваченные сомнением: без пушек – а их пока не было – мощное здание из тесаного камня казалось почти неприступным. Лишь в одном месте штурм представлялся возможным – с тыла, где когда то находились сторожка и ферма, сожженные Томасом по желанию Эмлин. Развалины стояли во внутреннем кольце рва и тесно примыкали к стене аббатства, но от сильного огня каменная кладка их растрескалась и осыпалась, а балки вывалились и упали в ров.
Для обеспечения обороны образовавшаяся брешь была закрыта двойным палисадом из крепких кольев, а пространство между ними заполнено связками хвороста, балками разрушенных строений и всяким мусором. Перед палисадом находился широкий и глубокий ров, а над ним окна и угловая башня, из которых его легко было защищать, так что идти здесь на приступ аббатства означало бы потерять очень много людей, и осаждающие не могли на это решиться. Однако от монаха Бэзила и других они узнали еще одну важную вещь, а именно, что запасов продовольствия в аббатстве на весь его гарнизон было слишком мало: Бэзил полагал, что дня на три, а по мнению других, уж никак не больше, чем на четыре.
В тот же вечер состоялся второй военный совет, на котором решено было взять аббатство измором, а на приступ идти лишь в том случае, если разведка донесет, что мятежники двинулись ему на помощь.
– Но, – возразила Сайсели, – в таком случае супруг мой и Джефри Стоукс тоже умрут с голоду.
Все печально разошлись, заявив ей, что тут уж ничего не поделаешь нельзя ради двух человек положить десятки жизней.
Началась осада, такая же, как та, которую Сайсели перенесла в Крануэл Тауэрсе. В первый день гарнизон аббатства насмехался над ними со своих стен. Но на второй – насмешки прекратились: осажденные увидели, что силы их противников с каждым часом увеличиваются. На третий – они внезапно опустили мост и бросились к нему, словно намереваясь сделать вылазку, но, увидев перед собою десятки воинов Болла с натянутыми луками, отказались от этой мысли и снова подняли мост.
– Они начали голодать и отчаиваться, – заметил рассудительный Джекоб. – Скоро мы получим от них известия.
Он оказался прав. Незадолго до захода солнца открылись боковые ворота, и какой то человек, держа над головой белый флаг, бросился в ров и поплыл на противоположную сторону. Он выбрался из рва, отряхнулся и медленно двинулся туда, где на лужайке перед аббатством, на месте, куда не могли долететь стрелы осажденных, стояли Болл и обе женщины. Сайсели, ослабевшая от горя и страха за мужа, прислонилась к дубовому столбу, к которому она была в свое время прикована для сожжения на костре и который до сих пор не убрали.
– Кто этот человек? – спросила у нее Эмлин.
Сайсели вгляделась в изможденного бородатого человека, направлявшегося к ним прерывающейся походкой больного.
– Не знаю; а впрочем, да, он чем то напоминает Джефри Стоукса!
– Это не кто иной, как Джефри, – сказала Эмлин, кивнув головой. Что то он нам сообщит?
Не ответив ни слова, Сайсели только теснее прижалась к столбу; на сердце у нее было не легче, чем тогда, когда повар аббатства раздувал растолку, чтобы поджечь хворост. |